Дезертиры любви. Бернхард Шлинк
упустил из виду, рассылая извещения о смерти, но про которую, получив письмо, сразу же вспомнил, извещение о смерти одного из прежних коллег жены, приглашение на вернисаж.
Письмо было кратким, написано авторучкой, беглым почерком.
Дорогая Лиза,
ты считаешь, что тогда я все слишком усложнил для тебя, знаю. Только я не согласен с тобой, до сих пор не согласен. И все-таки я виноват, хоть и не чувствовал тогда вины, но теперь чувствую. Ты тоже виновата. До чего безжалостно обошлись мы с нашей любовью! Мы погубили ее, ты своими страхами, а я своей требовательностью, вместо того чтобы позволить ей расти и цвести.
Существует грех нерожденной жизни, неисполненной любви. А ты знаешь, что грех, совершенный вместе, повинных в нем связывает навек?
Несколько лет назад я вновь видел тебя. Это было на гастролях оркестра в моем городе. Ты постарела. Я понял это по морщинкам, по усталости твоего тела, мне вспомнился твой голос, который делался пронзительным, когда ты испытывала страх или защищалась. Ничего не помогло; если бы выдался случай, я снова бросился бы с тобой в машину или в поезд, чтобы снова уехать и снова провести в постели с тобой несколько дней и ночей напролет.
Тебе этого не понять? Но с кем же мне поделиться моими чувствами, если не с тобой!
Рольф
На обратном адресе значился большой южный город. Прочитав письмо, он достал карту этого города, отыскал указанную в обратном адресе улицу, увидел, что она соседствует с парком. Он представил себе автора письма сидящим за столом перед окном с видом на парк. Сам он видел верхушки деревьев на улице перед домом. Верхушки были еще голыми.
Он никогда не слышал, чтобы голос жены делался пронзительным. Никогда не проводил с ней в постели дни и ночи напролет. Никогда не бросался с ней в машину или в поезд, чтобы уехать куда глаза глядят. Поначалу он просто удивился, затем почувствовал себя обманутым, обворованным; жена обманывала его, утаивая что-то, что по праву принадлежало или хотя бы причиталось ему, а другой мужчина по-воровски присвоил это себе. Его обожгла ревность.
Это была ревность не к тому, что делила его жена с другим и что было ему самому неизвестно. Откуда ему знать, была ли она с ним такой, как с Другим, или нет? Может, она была с Другим такой же, как с ним. На концерте они невольно брались с Лизой за руки, когда музыкальное произведение особенно нравилось обоим; утром, наводя макияж перед зеркалом, она могла на миг обернуться к нему, улыбнуться, чтобы потом опять сосредоточиться на своем отражении в зеркале; проснувшись, она сначала прижималась к нему и только потом отодвигалась, чтобы потянуться; порой, когда он рассказывал о каких-нибудь проблемах, возникших на работе, она слушала его вроде бы с отсутствующим видом, однако, спустя несколько часов или даже дней, обнаруживала неожиданной репликой свое внимание к его делам и участие – в таких ситуациях проявлялась доверительность их отношений, та близость, которая существовала между ними. Разумеется, он считал, что