Дезертиры любви. Бернхард Шлинк
ее «принцессой», они флиртовали друг с другом, она напрашивалась заглянуть к нему в мансарду, и для отказа ему приходилось собирать всю волю. Напрашивалась она вполне невинно. Но поскольку ей хотелось получить то, чего ей не позволяли, она пускала в ход все свое кокетство, отчего жесты, взгляды, голос делались столь искусительными, что он едва не забывал о ее невинности.
– Книги мне не нужны. Но завтра я позвоню букинисту. Несколько сотен марок он тебе заплатит, а может, и тысячу.
В кухне он подсел к матери за стол.
– Что ты собираешься сделать с картиной?
Она сложила газету, которую перед тем читала. Ее движения все еще были нервными, немного суетливыми, что-то казалось в них еще молодым. Раньше она была стройной, теперь исхудала, кожа натянулась на скулах, на суставах рук. Волосы совсем побелели.
Он почувствовал внезапный прилив жалости и нежности.
– Что ты сама-то собираешься делать? – Вопрос прозвучал ласково, он хотел положить ладонь на ее руку, но мать отстранилась.
– Я перееду отсюда. На холме построено террасой несколько домов, я купила там однокомнатную квартиру. Больше одной комнаты мне не нужно.
– Купила?
В глазах ее промелькнула враждебность.
– Я объединила на одном банковском счете отцовскую пенсию и свои заработки. Сколько он брал на выпивку, столько же снимала со счета и я. Разве несправедливо?
– Нет. – Он усмехнулся. – Значит, отец пропил за десять лет целую квартиру?
Мать тоже усмехнулась:
– Не совсем. Но больше, чем сумма основного взноса на накопительный счет, с которого я расплатилась за квартиру.
Он помедлил.
– Почему ты не бросила отца?
– Что за вопрос. – Она покачала головой. – Есть пора, когда можно выбирать. Можно делать то или это, жить с тем человеком или с этим. Потом этот человек и его дела становятся частью твоей собственной жизни, а вопрос о том, почему ты продолжаешь жить собственной жизнью, довольно глуп. Ты про картину спросил. Ничего я не собираюсь с ней делать. Можешь забрать с собой или поместить в банке, если у них есть такие большие кассеты для хранения.
– А ты мне не расскажешь, в чем дело с этой картиной?
– Ах, мой мальчик… – Она печально взглянула на него. – Мне не хочется говорить об этом. По-моему, отец гордился ею, до самых последних дней. – Она устало улыбнулась. – Ему так хотелось навестить тебя, посмотреть, как идут твои дела на юридическом факультете, но ты нас ни разу не пригласил, а сам он не решался. Знаешь, дети иногда бывают не менее жестокими, чем мы, родители. Так же уверены в своей правоте.
Он собрался возразить, но подумал, что, возможно, она права.
– Мне очень жаль, – сказал он неопределенно.
Она встала.
– Спокойной ночи, мой мальчик. Завтра в семь утра я переезжаю. Когда выспишься и будешь собираться, не забудь картину.
Он повесил картину в мансарде над своей кроватью. Кровать стояла слева