Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1. Артур Конан Дойл
вы делаете из этой надписи? – иронически спросил Грегсон.
– Какое заключение? Да очень простое: кто-то хотел написать имя Рашель, но ему помешали, и слово осталось неоконченным. Запомните хорошенько то, что я вам говорю, и увидите, что, когда дело это будет распутано, окажется, что в нем участвовала женщина, которую зовут Рашель. Смеяться очень легко, мистер Холмс, смейтесь. Вы, спора нет, очень ловки и хитры, но увидите, что последнее слово будет принадлежать мне, старой охотничьей ищейке!
– Прошу вас извинить меня, – сказал мой товарищ, не удержавшийся от взрыва невольного смеха, раздражавшего маленького полицейского. – Вам, бесспорно, принадлежит честь открытия на стене этой надписи, которая, как вы совершенно справедливо заметили, сделана вторым действующим лицом вчерашней кровавой драмы. Я не успел еще хорошенько осмотреть эту комнату, но, если позволите, я сделаю это сейчас.
Говоря это, Шерлок Холмс вытащил из кармана сантиметр и большую круглую лупу. Вооруженный таким образом, он принялся бесшумно бродить по комнате, то останавливаясь, то опускаясь на колени и временами даже растягиваясь по полу на животе. Эти занятия, очевидно, до такой степени поглотили его внимание, что он, казалось, совершенно позабыл о нашем присутствии. Непрерывно слышалось то его бормотание сквозь зубы, то вздохи или посвистывание, перемежающиеся время от времени восклицаниями, в которых сквозило торжество и надежда. Глядя на него, я находил в нем поразительное сходство с хорошей охотничьей собакой, ищущей след. Она бросается то направо, то налево, издавая по временам громкий нетерпеливый лай, пока, наконец, не нападет на настоящий путь.
Манипуляция Шерлока Холмса продолжалась около получаса. Мы глядели, как он с необыкновенной тщательностью измерял расстояние между двумя невидимыми нам следами на полу. Точно таким же образом он измерял что-то на стене. Все эти измерения казались мне крайне непонятными. Затем он старательно собрал с полу небольшое количество сероватой пыли и положил ее в конверт; а в конце он с помощью лупы приступил к исследованию надписи на стене. Он долго и внимательно водил лупой по контурам каждой буквы и затем, считая, вероятно, свое дело оконченным, положил сантиметр и лупу обратно в карман.
– Недаром говорится, что гений должен бесконечно страдать, – заметил Холмс с улыбкой. – Это совсем неверно, но иногда это можно сказать по отношению к хорошему полицейскому.
Грегсон и Лестрейд наблюдали за всеми действиями коллеги-любителя не только с величайшим любопытством, но также и с оттенком некоторого скептицизма. Они не видели того, что я начинал уже подозревать понемногу, а именно, что все действия и вопросы Холмса неминуемо вели к одной практической цели, уже намеченной им окончательно и бесповоротно.
– Каково ваше мнение, сэр? – спросили в один голос оба полицейских агента.
– Я с удовольствием украл бы у вас честь распутывания этого дела, если бы имел столько наглости думать, что могу помочь вам, – ответил Холмс, – но вы так прекрасно ведете сами все это дело, что