Штормовое предупреждение. Юрий Иваниченко
оперативного совещания. Зато, когда была по телефону названа моя фамилия и сказано, откуда я прибыл, ждать не пришлось.
Оказалось, что Реденс недавно сам приехал из Москвы, где контактировал с верхушкой ВЧК. С кем именно и по каким вопросам – мне, естественно, знать не полагалось. Но не удивило, что после официального представления товарищ Стах спросил:
– А вы что, с Артузовым лично знакомы?
Вопрос предполагал, что в самом факте знакомства с начальником немноголюдного и очень секретного отделения меня, агента ИНО, то есть его подчинённого, для Реденса нет ничего неожиданного. Тем более, что я доложил товарищу Стаху о своём настоящем статусе – хотя не обо всех целях своей командировки в Крым. А вот степень этого знакомства и, как позже я узнал, причины настойчивого упоминания Артузовым моего имени, Реденс хотел знать.
В кабинете мы были только вдвоём, так что особо секретничать перед членом Коллегии ВЧК не было причин.
– Ещё с тех времён, когда он именовался Артур Фраучи.
– Это ж ещё когда было… – даже чуть присвистнул товарищ Стах.
– Не так давно, всего-то две войны тому. – Я позволил себе неофициальную интонацию.
Реденс только усмехнулся:
– Ясно, старые друзья. Он тоже с «вытребэньками» любит отвечать.
Насчёт «друзей» не стоило настаивать. Мало ли как будет это истолковано. А вот в обстоятельствах знакомства едва ли можно найти нечто поддающееся двоякому толкованию, тем более что все биографические факты легко проверить.
– Мы по институту знакомы. Он – по металлургии, я – по электротехнике. Выпуск шестнадцатого…
– Понятно, «две войны тому»… Ты смотри, запомнил Артур Христианович.
Здесь подразумевался ещё некий вопрос – мол, и что ж такое в студенческие времена было, что спустя ой какие насыщенные и непростые годы начальник ИНО запомнил, не забыл парня из безвозвратно другой жизни. Что-то следовало Реденсу из этого пояснить.
– Мы и летом семнадцатого виделись. В комиссии по демобилизации работали. Как раз после этого он Артузовым и стал. У служивых язык не поворачивался правильно «Артур» выговорить, а уж «Фраучи» – и вовсе никак. Всё «Артуз» да «Артузов».
– А потом нам всем пришлось на нелегальное положение переходить, – подхватил Реденс. – Вот кличку он и взял по прозвищу.
– Да так и прилепилось, – в тон сказал и я.
– А повоевать пришлось? – как бы невзначай спросил Реденс.
– Я из Политеха сразу в офицерскую школу, и к сентябрю – на фронт. Западный.
– К Брусилову? Или к Деникину? – Теперь Реденс смотрел мне прямо в глаза, а последнюю фамилию произнёс так, будто сам факт службы под командованием Антона Ивановича являлся проступком, если не преступлением.
Вот здесь и следовало намекнуть, что служба моя была не просто так, а в пользу нашего дела – но, естественно, только намекнуть, без подробностей.
– Не сразу, но скоро. Простите, товарищ Стах, но детали моей