Ленты Мёбиуса. Сергей Мурашев
и лучше…
– Умер. Я проведать пошёл. По соседский. Почему, думаю, давно не заходит. То каждый день по несколько раз… Пошёл проведать, а он лежит на кровати… холодный…
Могилу копали на следующий день.
Солнечное утро. Поют птицы. Воздух свеж. На кладбищенском бору, среди крестов и оградок, игра теней. Чувствуется запах потревоженного перегноя.
С далеко раздающимся скрежетом и лязгом вонзают мужики в землю лопаты. Жёлто-серый песок вперемешку с камнями откидывают в сторону.
Пролёты набранной из штакетника оградки сняты со столбов и составлены к высокой сосне. Оградка новая, ещё не крашенная, её, по заказу Ивана Ивановича, делали совсем недавно. Обнесена оградкой могила матери, умершей несколько лет назад; предусмотрительно, по его же просьбе, оставлено место и для сына.
В могильщиках Алёша, Емеля и Юрий. Отпыхиваются при работе, изредка сдержанно переговариваются.
– Перекур! – командует Емеля и садится на землю свесив ноги в могилу. – Давай помянем мужика. – Дотягивается до тряпичной сумки с бутылкой водки и закуской. – Давай помянем, а? …Сегодня копаем мы, завтра нам…
Алёша и Юрий послушно садятся рядом с Емелей, тоже, как и он, свесив ноги.
Могила ещё не глубокая, не больше полметра, с боков её торчат перерубленные топором сосновые корни.
– А глаза у Ивана были голубые, как у тебя, Лёшка, – зачем-то вспоминает Емеля.
– Он ко мне часто приходил, соседи. Всё жаловался, что дом разваливается…
…Сделав могилу к сроку, положив поперёк её жердины, на которые будут ставить гроб, приготовив верёвки, расселись по земле, ждали, когда привезут покойника…
Задувает тёплый полуденный ветерок, погружающий в дремоту, опускающий отяжелевшие веки. Над кладбищем, залитым солнцем, не умолкает голос (срывающийся, иногда переходящий в конце фразы на фальцет) – это голос подвыпившего Емели:
– …Слава богу… Слава богу! Не выкопали ничего! Повезло. – Он помолчал, надеясь, что кто-нибудь поддержит разговор, но не дождался. Повернулся к Алёше:
– Всё, парень, перекопано! Живого места нет. Часто на гроб натыкаются. Лопата этак глухо стукнется… За могилами догляда не было, их уж не определишь. Прощения попросишь и подхоронишь кости где-нибудь в углу могилы… Лапти. Лапти, Лёшка, сколько раз выкапывали! Береста она не гниёт! Раньше на бересте писали!.. – Он помрачнел лицом. – Что говорить?! Недавно в Погосте яму картофельную копали, пять скелетов… нашли. Один на другом, видать, хоронили в тяжёлое время, может, зимой в войну или в голод, чтоб вновь мерзлоту не долбить, я на то думаю. Последний уж вовсе на верху лежал. Ребёнок, наверно, девочка – при ней висюлька была, бусик. Зачем строились на старом кладбище. – Емеля отмахнулся рукой. – Потом всех в одном гробу похоронили, где раньше церковь стояла. Там уж никто не потронет. …Похоронили и крест поставили высокий. – Он помолчал, жуя губами. – …Из родственников никто не приедет. Только наши будут. Иван, старший сын, может, и приехал бы. Адреса не знаем. Ничего, сами похороним, приберём, на земле не оставим. Как бабушка