Тайна гибели линкора «Новороссийск». Николай Черкашин
я так подробно об этом говорю? Да потому, что первое, что всем приходило в голову, – взрыв боезапаса. Накануне мы выгружали часть боекомплекта, и потому у всех, наверное, осела в памяти опасность этой работы. Тем более что взрывчатые вещества в снарядах были старые, еще итальянские… Тут и аналогия с «Императрицей Марией» сработала (там ведь именно погреба рванули). В общем, так начальству и доложили, так и в Москву пошло, так и Хрущеву сообщили… Тот распорядился: «Виновных – под суд!»
Самое страшное на флоте – это передоклад. Начальство не любит, когда подчиненные берут свои слова обратно: «Ах, извините, мы ошиблись!» Короче говоря, меня «назначили» виновником взрыва, и следователи – это были еще те ребята, не забывайте, после смерти Сталина не прошло и трех лет – повели дело к взрыву погребов…
Положение Марченко было преотчаянным: из огня взрыва он попал в полымя допросов. Ему не верили, его не хотели слушать, ему подсовывали протоколы с его переиначенными показаниями. Марченко их не подписывал. В десятый, а может, в сотый раз его спрашивали:
«Как вы могли допустить взрыв боезапаса?» – «Боезапас цел!» – «Ну, это еще надо доказать…»
Доказать это можно было, лишь подняв корабль. На подъем должно было уйти не меньше года. Следователи не могли столько ждать. Виновник сидел перед ними. Да и что могло так взорваться, как не артпогреба главного калибра?!
Капитан-лейтенант В.В. Марченко:
– Мне пришлось побывать почти во всех подкомиссиях, образованных по версиям взрыва (боезапас, диверсия, мина, торпеда…). В каждой из них беседу со мной начинали с одного и того же предложения: «Расскажите о причине взрыва боезапаса главного калибра». И каждый раз приходилось рассказывать и доказывать, что с боезапасом все в порядке. На мое счастье (да и на свое, конечно, тоже), остались в живых старшины башен, с которыми я осматривал погреба. Однако нам не хотели верить. Опрокинутый корабль скрылся под водой, признаков наружного взрыва еще не обнаружили. Меня просто убивало это упорное желание доказать недоказуемое – взрыв боезапаса.
Вскоре меня доставили на заседание Правительственной комиссии. Я сидел на стуле посреди большой комнаты. Кажется, это был кабинет командующего флотом… Председатель Правительственной комиссии по расследованию причин гибели линкора зампредсовмина СССР генерал-полковник В.А. Малышев начал разговор таким образом:
– Мне доложили председатели подкомиссий, что вы упорно отрицаете взрыв боезапаса главного калибра. Расскажите, на основание каких фактов вы это отрицаете…
Я рассказал все, что видел, и все, что делал в ту страшную ночь. Рассказал, как со старшинами башен обследовал погреба… Вижу по лицам – не верят… Вдруг на подоконнике зазвонил полевой телефон. Трубку снял Малышев.
– Что? Воронка? Радиус четырнадцать метров? Листы обшивки загнуты внутрь?…
Это звонили водолазные специалисты. Они обследовали грунт в районе якорной бочки и пришли к бесспорному выводу – взрыв был внешний…
Малышев подошел