Весь мир Фрэнка Ли. Дэвид Юн
старина! Погнали в Лос-Анджелес. Сегодня ночь музеев, все бесплатно. Куча народу едет». – «Мои глубочайшие сожаления, старина, – отвечаю ему я, – у меня Сборище». – «Мне будет не хватать вашего общества, благородный сэр», – пишет Кью. «А мне вашего, мой добрый друг».
Кью знает, что я имею в виду, когда говорю «Сборище». Это регулярные встречи пяти знакомых семей. Звучит так, будто я говорю про мафиозный клан, но на самом деле речь всего лишь про ужин, который поочередно устраивают у себя дома друзья родителей.
Это событие одновременно и прозаичное, и совершенно исключительное. Прозаичное – потому что это всего лишь ужин, а исключительное – потому что все пять пар познакомились и подружились в Сеульском университете, а потом все вместе переехали в Южную Калифорнию, чтобы начать жизнь заново, и вот уже несколько десятилетий раз в месяц они встречаются за ужином.
Рабочий день подходит к концу. Папа меняет футболки: снимает ту, что подходит владельцу Магазина, и надевает серое поло, на котором будто бы написано: «Я успешен, мое дело процветает!» Она больше подходит для Сборища. Мы выключаем свет и запираем Магазин. Ехать до дома Кимов минут сорок.
На этот раз их очередь принимать Сборище, и они решили показать – их жизнь удалась. Они заказали огромный бразильский мангал, мясо на нем готовят настоящие бразильцы, которые заставляют всех гостей выучить главное слово этого вечера – «чурраскария». Плюс зона для дегустации вин. Плюс семидесятидюймовый телик с новыми шлемами виртуальной реальности, для того чтобы дети помладше могли поиграть в исследователей океанских глубин. Все это просто кричит: «Мы отлично устроились в Америке! А вы?»
А дополняем все эти атрибуты успеха мы, их старшие дети. Все мы родились приблизительно в одно и то же время. Все мы одновременно окончим школу. О нас постоянно говорят, словно мы знаменитости местного уровня: «Его избрали капитаном команды по академическому пятиборью» или «Она будет выступать с речью во время вручения дипломов».
Быть символом успеха утомительно, поэтому мы прячемся в игровой или еще где‐нибудь, пока младшие дети носятся по всему дому, а взрослые напиваются и поют корейскую попсу двадцатилетней давности (мы ни слова не понимаем). Так что нас, старших детей, можно сказать, связывает какая‐то странная дружба:
• мы встречаемся на четыре часа раз в месяц;
• во время этих встреч мы выходим из комнаты только для того, чтобы поесть;
• мы общаемся только во время Сборищ.
Эти Сборища – особый мир. Каждое из них – кусочек Кореи, навсегда застывший в янтаре, той Кореи начала девяностых, которую мои родители и их друзья привезли с собой в Штаты много лет назад. Корейцы в Корее уже живут по‐другому, там изобилие и технический прогресс; американские подростки, живущие по соседству с Кимами, играют под K-pop в танцевальные игры на огромных плазмах, а Сборища будто бы отбрасывают нас в прошлое. Ну и ладно. В конце концов, мы, дети, приходим на эти встречи ради родителей. Стали бы мы общаться друг с другом, если бы Сборищ не было? Вряд ли. Но сидеть вместе и игнорировать