Эхо Севера. Джоанна Рут Мейер
мачехе о своих дальнейших планах.
Мы уже съели чечевичную похлебку, в которой плавало совсем немного ветчины, и теперь прихлебывали чай, сидя возле камина. Рядом со мной устроился Родя. Таким обеспокоенным, как сегодня, я его не видела еще никогда. Обучение у часовщика он должен был завершить к концу года, и мог бы попробовать открыть собственную мастерскую в каком-нибудь другом городке – если, конечно, местный часовщик не захочет оставить его у себя помощником. Но все шло к тому, что брат вскоре покинет нас и наш городок.
– Я решил отвезти в город свою коллекцию редких рукописей и древних карт, – сказал отец. – Если мне удастся найти на них подходящего покупателя, можно будет на долгое время забыть все наши тревоги.
– Почему же ты раньше об этом не подумал, Питер, дорогой? – поджала губы Дония.
Мой отец окинул ее долгим внимательным взглядом, прежде чем ответить.
– Потому что это наша самая последняя надежда. Кроме рукописей и карт у нас вообще ничего не осталось, моя дорогая.
Мы с Родей попытались уговорить отца, чтобы он разрешил вместо себя поехать в город одному из нас, но сделать этого не смогли. Отец остался непреклонен и сказал, что поедет сам. Он обещал написать Донии письмо, если дела задержат его в городе дольше, чем на три недели.
В тот вечер мы засиделись допоздна – разговаривали, пили чай перед камином. Пожалуй, впервые за все время я почувствовала, что мы четверо – настоящая семья. Мне очень не хотелось, чтобы этот вечер заканчивался, но наконец встал и ушел Родя. Следом за ним отправились спать отец с Донией, а я осталась и задремала прямо на ковре перед камином. Утром в гостиную спустился отец. Он накрыл меня одеялом, поцеловал в лоб и сказал:
– Ничего, мой ягненочек, увидимся недели через три.
Я снова провалилась в сон и увидела в нем волка.
Через три недели отец не вернулся.
И письмо не прислал. Закончился месяц, как он уехал, и к этому времени Дония уже была сама не своя, места себе не находила. Меня все сильнее начинал охватывать страх.
Прошло еще две недели, и я отправилась в мастерскую часовщика, где нашла сидящего на табурете за рабочим столом Родю.
Какое-то время я наблюдала за тем, как брат чинит чей-то будильник – припаивает на шестеренку новый латунный зубчик вместо сломавшегося, затем снимает тонкую стружку, подгоняя колесико к механизму. Наконец, Родя установил зубчатку на место, и часы пошли.
– В последнее время дороги очень плохими стали, размытыми, – сказал он, поглядывая то на меня, то на тикающие у него в руках часы. – Сама понимаешь, Эхо, дожди. Вероятно, письмо где-нибудь застряло или вообще могло потеряться.
Брат старался успокоить меня, но я хорошо уловила скрытую тревогу в его голосе.
Родя поставил оживший будильник на стол, вынул лупу из своего глаза и добавил.
– Если не будет никаких вестей до конца недели, я напишу письмо в город – расспрошу об отце тамошних книготорговцев. Но я уверен, что с ним все в порядке, правда.
До конца недели никакой весточки от