Первопроходцы. Олег Слободчиков
и знал! – Михей мотнул головой с заледеневшими глазами, приосанился. – Не может жить мирно, хоть убей зловредного!
– Ерепенитесь, как юнцы, – хмурясь, укорил Пантелей.
Михей постоял, глядя на чужой коч и разъяренно шевеля рыжими усами.
– Можно и съездить, коли зовет, – согласился, пнул что-то подвернувшееся под ногу.
– А еще говорил, чтобы мы оставили ему двух служилых аманатов караулить, – добавил Семейка.
– Дулю ему на гладкое пермяцкое рыло! – рыкнул Стадухин. – Вылезай давай! – поторопил земляка.
Семейка, морщась, неловко перекинул ногу с берестянки на коч.
– Не дразни его редкой бородой! – посоветовал. – Не любит! И не грози – упрется!
– На ветке не поплыву! – вдруг передумал Стадухин. – Под борт к Зыряну встанем! Командуй, Демидыч! – приказал Пантелею Пенде.
Старый промышленный, раздраженно покряхтев, велел поднять якорь и на веслах подвел коч к другому судну. Снова бросили якорь, стравили трос из конского волоса и приткнулись к борту. Казаки ворчали – таскали мешки с мукой ради бахвальства атаманов. Два судна мягко сошлись и счалились. Знакомые и земляки стали перескакивать друг к другу. Селиван Харитонов с Иваном Беляной весело скалились, глядя на Стадухина.
Мотора подогнал к борту лодку со свежим уловом и вылез на коч. Старые сослуживцы не виделись несколько лет. Дальняя служба не переменила его, Семейка Мотора выглядел таким же тихим и покладистым, чему способствовали маленький скошенный подбородок и верхняя губа, грибком нависавшая над ним. Негустая борода не скрывала их и придавала казаку добродушный вид.
Стадухин, не приметив в людях Зыряна большого зла и укоров из-за лишних трудов с перетаскиванием муки, слегка подобрел, добросердечней поприветствовал ленских казаков, оценивающим взглядом окинул их коч. В простой замшевой рубахе и нерпичьих штанах, заправленных в чирки, Зырян сидел на корме под рулевым веслом и с важностью кремлевского служки буравил Стадухина пристальным взглядом. Михей усмехнулся, приосанился, крикнул с напускным весельем:
– Встречай дорогого гостя! – Сбил шапку на ухо, поправил саблю и перескочил на другой борт. – Добрые у тебя ноги, – потрепал пеньковую растяжку мачты. – Будто новые. Где взял? Ты ведь пятый год в дальних службах.
– У меня и якорь железный! – прихвастнул Зырян, напряженно разглядывая Стадухина водянистыми глазами. Ветер трепал три тощих и длинных пряди бороды, свисавших со щек и подбородка.
– И где же добыл такое богатство? – не унимался Михей, разглядывая новые снасти.
– На Индигирке у промышленных должились.
– Федька в Олюбленском про промышленных не говорил. Чьи были?
– Прошлой весной на Индигирку пришла ватажка Афонии Андреева.
– Гусельниковские покрученники, что ли?
– Они! – круче задирая нос, неохотно отвечал Зырян.
– Вот ведь! – рыкнул Стадухин. – Успевают, как вороны на падаль. Мишка Стахеев ушел