Москва сталкеров. Ольга Чередниченко
коротким, а еще одну из опасностей также представляли военные. Здесь каждую минуту все менялось, и не работали никакие теоретические построения. Сталкеры, которые посещали Зону на свой страх и риск, ориентировались в ней благодаря своим чрезвычайно развитым рефлексам, интуиции и, возможно, какой-то сверхчувствительности. По Тарковскому, Сталкеру нельзя входить в Зону с корыстной целью. И еще Зона принимала только потерявших надежду. Похожая ситуация и с АЗЛК. «Мы все, – думал Тэг, – что-то упустили в жизни. Ворона живет только сталкерством, а отбери у нее это, и она не выдержит, протухнет, подобно рыбе в полиэтиленовом пакете. Она, как Редрик Шухарт из «Пикника…» – не может отказаться от забросов в основном из-за магнетического притяжения этого увлечения, понятного только настоящему сталкеру. Лишь на объектах чувствует себя по-настоящему живой, нужной, важной и поступающей правильно. Игорь живет Вороной, причем той крутой Вороной, для которой сталк – сама жизнь. Рейден, которого мы сегодня встретили, – с ним тоже что-то не то, он мечется между обычной жизнью и этой, никак не может решить, что ему выбрать. Сталкинг всех нас выворачивает наизнанку. Так, что становится видным то, что мы категорически не хотим никому показывать. Но мы все равно все здесь – в Зоне».
3
Тэг уставился на мигающий курсор и задумался над словом «кладбище»: «Не слишком ли это? Не собьет ли с толку читателя? Не покажется ли еще одним важным символом, когда на самом деле им не является?» // Тэг с самого детства знал, что у него, в отличие от «всех этих глупых клерков», есть предназначение. Он должен написать Книгу, после прочтения которой все будут в шоке и признают его гениальным писателем – как Достоевского, Фаулза или Фриша. Или снимет Фильм не хуже, чем у Вуди Аллена, Бернардо Бертолуччи или Педро Альмадовара. // Но дни, месяцы, годы шли, а Тэг до сих пор так ничего и не сделал. Все в точности по старой песне Гребенщикова о гениальном музыканте, не сыгравшем и двух нот: // «Но сегодня на редкость задумчивый день, // А вчера был дождь, играть было лень. // Наверное, завтра – да, завтра наверняка, // Во славу музыки сегодня начнем с коньяка! // И коньяк, конечно, присутствовал, и портвейн, и долгие вечера самоедства, когда алкоголь кончается быстрее, чем первая строчка ложится на стандартный «ворд». Все его попытки ограничивались лишь тем, что он иногда записывал сны – как сейчас, или бродил по городу, мечтая о своем ненаписанном романе или неснятом фильме. // «Если бы я писал что-то, например сценарий, то обязательно придавал бы огромное значение сновидениям, – размышлял он, кажется, даже вслух, качаясь на стуле перед компьютером. – В них есть что-то магически притягательное, что-то немного языческое, колдовское. Это всегда привлекает читательский интерес. Ко всему прочему, сны – прекрасный инструмент для любого писателя. Похоже, только в жизни сны не имеют никакого смысла, ну или почти никакого. Во всяком случае, для искусства они – нечто гораздо большее, чем для живого человека. // Литература и кинематограф, пожалу�