На все четыре стороны. Елена Арсеньева
советской власти, якобы она принесла им долгожданную свободу творчества. Однако потом выяснилось, что он ученый-историк, знаток древних наречий. Именно от него я впервые услышала об ожерелье… Впрочем, не стану забегать вперед.
Было в нашей камере несколько офицеров, которые по тем или иным причинам не смогли уйти из города, когда его взяли красные, и попали в плен. Мне показалось, будто одного из них я где-то уже видела, да и он поглядывал на меня с тем выражением, какое бывает у людей, встретивших случайного знакомого, но не умеющего вспомнить обстоятельства этого знакомства. В одну из ночей почти всех офицеров вывели, приказав выходить с вещами, и, должно быть, расстреляли во дворе или перевезли на пароход «Кузница», стоявший неподалеку от берега и превращенный красными в камеру пыток и казней. О «Кузнице» рассказывали такие страшные вещи, что некоторые предпочитали получить пулю в лоб при аресте, только бы не оказаться в числе «пассажиров» этого парохода. Итак, в ту ночь исчезли все офицеры… Правда, следы одного потом обнаружились, этого самого – моего неузнанного знакомого. Но об этом тоже речь впереди.
Сидела здесь сумасшедшая старуха, по виду настоящая Баба-яга, называвшая себя княгиней Покровской. Может статься, она таковой и была. Арестовали ее за навязчивую идею: заплатить миллион золотых рублей за убийство Ленина. Это предложение она делала чуть не каждому встречному и поперечному. Конечно, ее пристрелили бы на первом же перекрестке, однако кому-то из большевистских бонз ударило в голову выведать у нее, а существуют ли золотые рубли на самом деле, и если да, то где они хранятся. Поэтому княгиню не прикончили, а беспрестанно водили на допросы, на которых не били, не мучили, а, наоборот – вели с нею длинные разговоры и порой подкармливали. Иногда она даже в камеру кое-что приносила и делила еду строго между ослабевшими и больными. Тот же самый вопрос – существуют ли деньги на самом деле? – беспрестанно задавали ей сокамерники, однако она не говорила ни да, ни нет и таким образом морочила голову тем и другим довольно долго, пока среди красных золотоискателей не отыскался какой-то нетерпеливый комиссар, который на допросе начал пугать ее «маузером», приставляя дуло к виску. От испуга у пожилой женщины случился разрыв сердца, и тайна золотого миллиона так и осталась нераскрытой.
Словом, можно сказать, что нас в камере было человек двадцать пять самого разного пошиба, всех слоев общества, и мы умудрялись уживаться друг с другом без драк и скандалов, без политических споров (оголтелую красную матросню все ненавидели равно – воры и офицеры). На допросы нас вызывали редко, например, меня так ни разу и не допрашивали после того, как задержали. Понимаю, у них не было никаких доказательств моей принадлежности к организации, кроме чьего-то, как я понимаю, доноса. Ведь и арестовали меня не на месте преступления, а когда я уже ушла с кладбища, уведя оттуда Сокольского. Я с самой первой минуты решила все отрицать и делать вид, будто ходила на кладбище навестить могилы отца, матери