Яков Богомолов. Максим Горький
сделала это, полюбив меня.
Ольга (вздохнув). Ох, ты, к сожалению, не бездарен.
Богомолов (смеясь). Как ты сказала это…
Ольга (вздохнув). Ты наивен, как дитя, – но ты даровитый человек.
Богомолов. И это тебя огорчает…
Ольга (серьёзно). Может быть.
Богомолов. Не понимаю…
Ольга. Очень жаль. Послушай, – ты видишь, что этот Букеев относится к тебе снисходительно?
Богомолов. Вижу.
Ольга. Тебя это не шокирует?
Богомолов. Да ко мне почти все так относятся… и ты и даже этот Ладыгин.
Ольга. Он бездарен, не правда ли? (Улыбаясь, смотрит на мужа.)
Богомолов (убежд[ённо]). О да! Чрезмерно!
Верочка (входит). Здравствуйте!
Ольга. Здравствуйте, Верочка. Почему бледная такая?
Верочка. Пришёл машинист с артезианского колодца, просит вас.
Богомолов. Иду. Вероятно, бурильщики отказались работать, – ужасно кормят их! (Вере.) Вы не знаете, где дядя Жан?
Верочка. Пошёл в оранжерею. (Хочет идти.)
Ольга. Почему вы такая усталая, бледная, Верочка?
Верочка. Не знаю.
Ольга. Посидите со мной, мне скучно.
Верочка. На террасе Никон Васильевич с Ниной Аркадьевной.
Ольга (хмурясь). Вам не хочется посидеть со мной?
Верочка. Нет, почему же? (Присела.)
Ольга. У вас такой вид, как будто вы влюбились в Ладыгина.
Верочка (натянуто усмехаясь). Именно в Ладыгина?
Ольга. А в кого же ещё можно влюбиться здесь?
Букеев (идёт с террасы). Ольга Борисовна, как мы проведём сей день, его же сотвори господь? Возрадуемся и возвеселимся снова, да?
Ольга. Откуда вы знаете столько церковных слов?
Букеев. А у меня служил в сторожах расстриженный дьякон, пьяница и лентяй, я очень любил беседовать с ним.
Нина. Около вас всегда удивительно забавные люди.
(Верочка встаёт, уходит. Ольга задумчиво смотрит вслед ей.)
Букеев. Н-ну, где же они?
Нина. А дядя Жан?
Букеев. Да, – он, конечно… (Ольге.) Вы знаете, – он был моим репетитором, готовил меня в политехники. Мне тогда было двадцать два года. О чём вы задумались?
Ольга. Я слушаю.
Букеев. Но мы гораздо усерднее изучали кафешантаны, чем науки. Потом он поехал со мной за границу, и вот уже двадцать четыре года мы надоедаем друг другу. Он тоже лентяй.
Нина. Разве вы – лентяй?
Букеев. Конечно. Я человек ленивый, жирный и лирический.
Нина. Вы клевещете на себя.
Букеев. Я люблю печаль. Но и печаль у меня тоже масляная какая-то, жирная.
Ольга (оглядываясь). Какие у вас неинтересные картины.
Букеев. Я ничего не понимаю в живописи.
Ольга. Зачем же покупаете это?
Букеев. Пристают. Жан говорит: «Богатый человек должен поощрять искусство». Я и поощряю.
Нина.