Забужение. Мария Гарзийо
и пронзительно. «За что, Боже? Почему? Чем мы провинились перед тобой? Всегда жили по чести и по совести. По перефразированным коммунистами библейским догмам. Любили ближнего, чтили родню…»
Они сидят на маленькой кухне в безликой девятиэтажке, вжав головы в плечи, как два обездоленных птенца. А вокруг кипит жизнь, кто-то рождается, кто-то умирает, кто-то страдает, кто-то смеется. Страна, позвякивая мишурой ресторанов и торговых центров, шагает вперед.
Как футболиста убила молния
Юлька сидит на кухне и дымит в окно, отмечая сигаретой отъезд родителей. Табак горчит в горле и, угодив сверху на остатки шампанского, пробуждает в глубинах организма рвотный спазм. Но Юлька упорно держится за сигарету. Надо же воспользоваться этим коротким отрезком свободы. Пропитаться этой табачной взрослостью и взглянуть на зеленый мир за окном с презрительным вызовом. Ей хочется ощущать себя смелой и независимой, плевать с высоты третьего этажа на макушки семенящим мимо человечкам, и чтобы те при этом задирали оплеванные головы и подобострастно аплодировали ее красоте, уму и таланту. Но Юлька плюнуть не решается, и люди проходят мимо, даже не подозревая, что где-то совсем рядом томится чудное непохожее на них создание. Они все серые, а она, Юлька оранжевая. Эти одноликие мыши делают вид, что не замечают Юлькиной оранжевости. Они знают, что рано или поздно неуместная яркость уступит место должной бесцветности, бунтовской огонь в Юльке погаснет, и она вольется в их каторжную процессию, вращающуюся по единому маршруту «работа, дом, сон». Но Юлька не желает ложиться под гусеницы уравнивающего трактора. Не хочет она прятать оранжевое брюшко под серые одеяния. Однако и альтернативного варианта предложить не в состоянии. Легко, важно выдувая изо рта дымовые кольца, заявить, что все существующее построение мира – фигня. Сложнее вытащить из-за пазухи макет собственной оригинальной модели поведения и проживания отведенного срока. Проще говоря, Юлька точно знает, чего не хочет (поступать в универ, париться на сессиях, обзаводиться какой-нибудь жалкой работенкой), а вот чего именно душа ее жаждет, она представляет смутно. Любви, секса… избитые пустые слова, с которыми в ее памяти не связан ни один ассоциативный ряд. Понимания, признания, одобрения,… но для этого недостаточно упрямо отвергать созданное кем-то другим, для этого нужно и что-то созидать. Счастья… это вообще утопичное понятие, изобретенное каким-то неадекватным оптимистом. Тем не менее, чего-то Юльке явно не хватает, и этот мучительный голод сверлит ее изнутри.
На проводе Анжела. Выражает бурный восторг по поводу отъезда Юлькиных «родаков». Интересуется как бы невзначай, не звонил ли «тот мускулистый красавчик». До Юльки не сразу доходит, что речь идет о плешивом Сергее. Нет, не звонил. Стоит Юльке повесить трубку, как допотопный аппарат вновь заводится мозгодробящей трелью. На сей раз сквозь маленькие дырочки в квартиру просачивается мужской голос. Выясняется, что Юлькин относительный покой