Навстречу друг другу: Санкт-Петербург – Эстония. Сборник
есть до него дело, то это мне!»[23]; «две “сволочи” смотрели одна другой в глаза. Долго»[24].
Мартенс называет эстонцев «своими». Обращаясь к жене, он говорит: «Дорогая, поверь мне, я своих эстонцев знаю лучше, чем кто-нибудь другой. Это самый порядочный, самый безопасный народ. Именно в Петербурге, среди русских, в такое время можно ждать неожиданностей. От моих эстонцев – никогда в жизни…»[25].
На первый взгляд, Кросс создает портрет ассимилировавшегося в русской среде человека. Хотя Мартенс знает эстонский, он «не принуждал жену» учить этот язык: «Потому что я и сам отношусь к этому языку – нет-нет, не как к пустяку, но, честно говоря, просто у меня не было времени, чтобы как-то к нему относиться»[26].
Однако у модели Лана Кросса жесткий каркас, задуманный с целью уравновешивать полюса, – эстонская сущность его героя вычитывается в эпизоде, где Мартенс, казалось бы, дословно воспроизводит вопросы американского журналиста: «Однако вы, будучи русским… Ах, вы не русский? Значит, вы, как немец, не правда ли… Ах, вы не немец? Кто же вы? Как? Эскимос? Нет? Эстонец? Кто это такие?». Традиционный диалог здесь был бы избыточен, и Кросс использует так называемый односторонний диалог, который обнажает всю меру непонимания человеком из страны, переваривающей все нации в едином американском котле, проблемы малого народа Российской империи. Проблемы, которую, будучи эстонцем, так остро ощущает даже дипломат самого высокого ранга, говорящий от имени России.
Фон Бок, сам не имеющий отношения к эстонцам (даже по легендам и слухам, которые Кросс нередко кладет в основу своих произведений), решает эту проблему со свойственной ему цельностью: он женится на крепостной крестьянке и выкупает ее и ее брата у хозяина. Это единственные близкие ему по духу люди – духовно Бок испытывает одиночество и в той и в другой среде.
Этот извод «петербургского текста» в эстонской литературе уже в силу того, что размывает границу между Эстонией и Петербургом, между эстонцами/остзейскими немцами и русскими, был воспринят и востребован русским читателем, оказавшись наиболее веским словом в диалоге культур. По сути, задаваясь вопросами о малой и большой родине, о болезненности самоидентификации человека, принадлежащего им обеим, о служении, противостоящем карьере, и т. д., Кросс выделяет в «петербургском тексте» эстонский сегмент, который еще ждет своего всестороннего исследования.
Эстонцы в Санкт-Петербургском университете. Статья
Сергей Тамби (Санкт-Петербург, Россия)
Санкт-Петербургский университет (ныне СПбГУ) внес большой вклад в науку и культуру Эстонии, а также сыграл важнейшую роль в деле обучения представителей эстонской интеллигенции. В XIX – начале XX вв. многие эстонцы не могли себе позволить пройти обучение в Тартуском университете (процент эстонцев в нем был весьма мал, так как большинство студентов составляли дети немецких баронов), и самым удобным и доступным вариантом для
Там же. С. 100.
Там же. С. 330.