В паутине чужих заклинаний. Бронислава Вонсович
моего учебного года в академии и до гибели моей наставницы.
– Да Богиня с ней, с его внешностью, – невозмутимо сказала Эмма. – У любого жулика внешность должна быть располагающая, и Штефан – не исключение.
Хоть было мне сейчас не до смеха, я все же расхохоталась. Как быстро она отнесла его к жуликам! А не так давно пела ему дифирамбы и твердила, что я вытащила счастливый билет. Тогда все так и выглядело. Но теперь это счастливое прошлое казалось столь же нереальным, как и мое счастливое будущее. Как сон, что прошел и даже воспоминаний поутру не оставил.
– Эмми, жулика в магистрат бы не взяли или за столько лет уже выгнали, – посчитала я нужным вступиться за Штефана.
– Может, и не жулик. Но почему тогда его здесь нет? Он знает, что тебе сейчас плохо! И еще как плохо. Тебя постоянно допрашивают, даже менталиста привлекали!
Последнее ее особенно возмущало. Она была убеждена, что мне все должны верить безо всяких доказательств, как инорите, ничем не запятнавшей себя за все время жизни в Гаэрре. А в Сыске ко мне отнеслись как к закоренелой преступнице. Эмми прекрасно знала, что Штефану досталось не меньше, но ее это не волновало. Штефан же не был ее подругой, самой близкой и почти единственной.
– Ему тоже плохо, – напомнила я. – Его тоже таскают на допросы. И кроме этого, на работе у него наверняка проблемы.
Мне самой эти причины не казались столь уж убедительными – если бы я любила человека, то не стала бы его избегать из-за возможных проблем на работе. С другой стороны, после всех этих бесконечных допросов мне иной раз и самой не хотелось никого видеть. Ни Штефана, ни Эмми, хотя оба они были для меня самыми близкими людьми. После отца, конечно. Но с ним мы поругались после моего решения поступить в Академию, чему моя мачеха была только рада – я всегда казалась ей помехой на пути к собственному семейному счастью, никому не нужным напоминанием о прошлом ее любимого мужа. Да, отца она любила, за что я многое готова была ей простить…
– Это да, – вздохнула Эмми, – как же вам эта Вернер подгадила своей смертью!
– Эмми! Нельзя так говорить!
– Именно подгадила. Зачем брать учеников, если занимаешься всякими незаконными штучками? Чтобы отвести от себя подозрение, зачем еще? – Эмми недовольно засопела. – Прекрасно же понимала, что с тобой будет, если все выплывет наружу. Конечно, она надеялась, что все останется в тайне, но не повезло – что-то пошло наперекосяк и – бабах! – Эмми всплеснула руками, показывая размер взрыва. – И я бы сказала, что так ей и надо, если бы это не касалось лично тебя.
Мне было больно вспоминать о смерти иноры Вернер, до сих пор больно. А уж слышать про нее гадости, да еще от собственной подруги, ужасно неприятно. Умом я понимала, что Эмми права, но душой принимать такую правду не хотела, тем более что инору Вернер с плохой стороны я никогда не знала.
– Она была очень хорошей наставницей, – заметила я. – Вряд ли я смогла бы получить столько знаний и навыков от кого другого.
– И