Приключения Онфима в средневековом Новгороде. Дмитрий Владимирович Иванов
бородат, на голове кудри, что смоль черны, но глаза добром сияют, словно улыбаются. И говорит как-то тепло, по-домашнему, что и не страшно совсем. Успокоился Онфимка, да и рассказал, как зовут его, да как от собаки удирал.
– Ну, тут тебе бояться нечего. – незнакомец погладил по голове мальчика.
– А ты кто? – поинтересовался Онфим.
– Я то? Зовут меня Олисеем. Я иконописец.
– Ух ты! – Онфим даже привстал, и от прежнего страха его не осталось и следа. – А дай поглянуть, как это? – стал просить он.
– Ну, пойдём. – Олисей открыл дверь в горницу и позвал за собой Онфимку. Тот осторожно подошёл к порогу, поглядел на мастера, а затем тихо произнёс: – Нее. Там какой-то дядька пальцем грозит.
– Дядька? – изумился Олисей. А потом рассмеялся. – Да это же Никола Мирликийский. Посмотри!
Онфим заглянул в горницу и рассмеялся сам. Прямо напротив двери стояла незаконченная икона чудотворца Николая, поднявшего десницу в крестном знамении. А Онфимке-то со страху показалось, что он пальцем грозит.
– А ты иконы на этих досках рисуешь? – спросил Онфим у Олисея. Засмеялся Олисей: – Иконы, малец, не рисуют, а пишут. А доски это не простые, а специальные. Годится для икон не всякое дерево, а только дуб, липа, берёза, сосна или ель, а для самых почитаемых из-за моря привозят кипарис. Готовую доску покрывают левкасом.
– А это и есть левкас? – поинтересовался Онфим, глядя как иконописец кладёт на деревянную основу слой за слоем белую кашу.
– Угадал. – усмехнулся в бороду мастер. – Делается он из рыбьего клея и мела. С ним и краска ровнее ложится, и держится дольше. Такая икона прослужит лет сто, и даже более.
– Ух ты! Больше ста лет! – изумился Онфим. – А какая здесь будет икона?
– Здесь будет Одигитрия. Для монастыря, что в Аркажах.
До вечера смотрел мальчик, как мастер Олисей иконы пишет. Даже научился сам краски творить.
– Смотри, вот белый порошок – это белила. Они получаются, когда свинец в уксусе мокнет. – учил иконописец. – А вот берём белила, и нагреваем… Видишь, он краснеет. Это сурик.
Олисей даже позволил Онфимке попробовать растереть блестящие камешки в порошок. Правда у того ещё плохо получалось. – Эх, маловат ты. Вот подрастёшь, будет у тебя силы поболе нынешнего, так и сможешь сии камешки в краску перетирать. – вздохнул Олисей.
А дома, вечером, Онфим рассказал о своём приключении. И о собаке и о новом знакомом – дяде Олисее.
– Олисей Гречин мастер знатный. – сказал отец. – Не плохо, коли сдружился с ним. Он доброму научит.
3. Дождик, улыбнись!
Ещё до рассвета тяжёлые капли дождя забарабанили по крыше. Разбуженный этим шумом Онфимка, представлял, как проносится над его домом рать чудесна, а в ней богатыри в сверкающих доспехах. И не дождик это стучит по тесовым доскам, а копыта боевых коней выбивают ритм: «тук-тук… тук-тук».
Утро пришло, а дождь шпарил и шпарил. От такой погоды и настроение стало похоже на дождливое