Сулажин. Борис Акунин
сразу позвонил Льву Львовичу и рассказал про свою идею.
Он выслушал, не перебивая. Когда я замолчал, сказал:
– Ну, этот выбор у тебя остается всегда. И пистолет не понадобится. Есть способы получше. Застрелиться гораздо трудней, чем ты думаешь. Мне дважды приходилось доставать пулю из мозга несостоявшихся самоубийц. Оба выжили. Правда, одного парализовало, а второй остался идиотом… Нет, Николай. Я тебя к Громову не за этим посылал. Пусть он с тобой еще поработает.
И отключился. Он редко говорит «до свидания».
После разговора с Львом Львовичем мне, как всегда, стало легче. Я выпустил струйку дыма, огляделся.
Двор как двор. Обычный старомосковский каменный колодец. Ни деревца. Только освещенные и неосвещенные окна, асфальт, припаркованные машины.
Одна из них («ауди», кроссовер) вдруг коротко мигнула фарами. Кто-то там сидел за рулем. Женщина.
Это она мне? Больше во дворе никого не было.
Я подошел.
Опустилось стекло.
– Не угостите сигаретой? – спросил хрипловатый голос, который я сразу узнал.
Это была она, красавица-брюнетка, заходившая к Громову попрощаться и так странно на меня посмотревшая. Или показалось?
– У меня крепкие.
– Я люблю крепкие.
Я поднес ей зажигалку. Обычно, когда даешь прикуривать, люди смотрят на кончик сигареты. Но женщина смотрела на меня, сосредоточенно. В матовых глазах вспыхнули два огонька.
– Так и есть, – тихо сказала она.
– Вы о чем?
– Садитесь. Покурим и поговорим.
Значит, не показалось. Что-то ей нужно.
Раньше меня не пришлось бы долго уговаривать сесть в машину к такой красотке. А сейчас заколебался. Ей что-то от меня нужно, а мне от нее – ничего. Так не отказаться ли, вежливо?
Но сел, конечно. В какой-то книжке я читал, что любопытство – один из самых живучих человеческих инстинктов. Сильнее только голод. И страх.
Она щелкнула кнопкой на потолке. В салоне зажегся свет.
– Зачем? – спросил я. – В темноте курить лучше.
– Хочу вас получше рассмотреть. В подвале толком не успела…
Она действительно уставилась на меня. Особенно ее заинтересовали шрамы. Их у меня два: от угла левого глаза вниз и на правой скуле. Следы осколков.
Я знал, что шрамы меня не уродуют, а только придают эффектности. Телки на них всегда залипают. То есть залипали. Теперь мне это стало по барабану.
Никакого женского интереса в цепком взгляде брюнетки не чувствовалось. Интенсивная, даже какая-то воспаленная заинтересованность – несомненно. Но не африканская страсть, это точно.
Что ж, поиграем в гляделки. Я тоже принялся ее рассматривать.
Необычное лицо. Я таких, пожалуй, не встречал. Только что оно казалось красивым – но женщина слегка повернулась, тени легли по-другому, и вся красота пропала. Медуза Горгона, и только. Я даже слегка отодвинулся. Но она приподняла подбородок – и я опять залюбовался.
– Я смотрю, мы оба не сторонники церемоний, – сказал