Электра. Еврипид
погоди – вернется с поля он…
А мать, тебя носившая, молчала?
Что дети ей, ей были бы мужья…
Но над тобой с чего ж Эгисф глумился?
Он нищих мне велит плодить, Эгисф…
А ты б могла дать мстителя Атриду
О, мне за брак ответит он, постой…
А знает он, что ты еще девица?
Нет, от него, о гость, таимся мы.
А эти нас не выдадут в Микенах?
Шпионов нет – ты можешь говорить…
Здесь, в Аргосе, есть дело для Ореста?
Какой позор! И ты ответа ждешь?
С убийцами покончить способ нужен.
Иль нет его? Убили же отца.
Ты вместе с ним, с Орестом, мать, Электра,
Родимую пошла бы убивать?
Топор готов[4], и кровь отца не смыта.
Смотри – я так и брату передам.
Зарежу мать… А там казните дочку…
О!
О, если бы Орест тебе внимал.
Увы! Его узнать я не могла бы.
Немудрено. Вас развели детьми.
Но есть один: он друг и помнит брата…
Тот, что его еще ребенком спас?
Да и отца взрастил, маститый старец…
Могилою почтен ли твой отец?[5]
Как не почтен! Из дома в поле брошен.
Увы, увы! Что говоришь, жена?
Терзают нас и вчуже злые муки.
Но если тяжек будет твой рассказ,
Все ж передать его я должен брату.
И если жалость не дана в удел
Сердцам невежд, а только мудрым сердцем,
То диво ли, что мы платить должны
Страданием за чуткость состраданья…
Желанием и я горю узнать:
Мы из дворца имеем вести редко,
И бедствия тревожат тайной ум.
Приходится рассказывать – от друга
Не смею я беды своей таить
И тяжкой доли отчей. Но, посланник,
Уста мои раскрывший, не укрой
Из повести печальной от Ореста
Ни слова, я молю, скажи: в каком
Здесь пеплосе я сохну – муки нищей
В лачуге после царского чертога,
Все, все ему поведай, – я сама
Вот это платье выткала, иначе
Я голою осталась бы… Сама
Кувшин ношу к источнику и плачу…
Как, чистая, чуждаюсь жен, но путь
И в хоровод девичий мне заказан,
И праздников Электре нет. Увы!
Царь Кастор, некогда в мужья царевне
Назначенный и кровный ей, теперь
Меж звездами сияет там, в эфире.
А над добычею