Покорись страсти. Луиза Аллен
в зеркало. Оттуда на нее смотрел долговязый юнец с гривой золотистых волос.
С этим надо было что-то делать, тут уже не до сожалений. Сжав зубы, Клеменс схватила ножницы и решительно отрезала волосы. Завернув их в тряпицу, она сунула ее в узел вместе с платьем, что было на ней в тот вечер. Потом ей вдруг пришла в голову неожиданная мысль. Достав из узла платье, Клеменс оторвала от подола тонкую полоску. Вышвырнула из окна туфли, спрятала скромные серьги и жемчужное ожерелье в шкатулку с безделушками.
В оконном стекле отражалась тощая фигурка с взлохмаченными волосами и потемневшим синяком под глазом. Клеменс почувствовала, что мысли ее прояснились, словно вместе с платьем она избавилась от страха и отчаяния. Схватив перо, девушка нацарапала на листке бумаги: «Я не в силах этого вынести…» Капля воды удачно сошла за слезу, размывшую неровную, словно выведенную дрожащей рукой подпись. Чернильница опрокинулась, покрыв туалетный столик темными брызгами. Это и к лучшему, подумала Клеменс, подумают, что я была в страшном волнении.
Она привязала к поясу узелок, потом подтащила к окну стул. Прицепила к окну полоску ткани, оторванную от подола платья, и опрокинула стул. Получилось вполне убедительно: отчаявшаяся девица прыгнула в бурное море. Как дядя Джошуа будет объяснять это ее знакомым, это Клеменс уже не трогало.
Теперь она могла только молиться, чтобы побеги плюща и шпалеры выдержали ее, как когда-то в детстве. Стараясь не смотреть вниз, девушка стала осторожно спускаться по решетке. Очень скоро она поняла, насколько это было опасно. Просто в детстве она и не думала об этом. Пять лет благопристойного поведения, приличествующего девице из хорошей семьи, и недели после смерти отца, в течение которых Клеменс чувствовала себя больной от горя и отчаяния, ослабили ее мускулы. Ужин камнем лежал в желудке, в горле пересохло. Клеменс сжала зубы, стараясь не думать о сороконожках, пауках и прочих обитателях плющевых зарослей, по которым она сейчас карабкалась. Впрочем, какими бы ядовитыми ни были эти жуки и пауки, они все же не угрожали ей изнасилованием.
У Клеменс то и дело перехватывало дыхание, но в конце концов ей удалось добраться до выступа, опоясывающего дом. Она медленно двинулась по выступу, прижимаясь к стене. Теперь ей нужно было всего лишь повернуть за угол и спрыгнуть на крышу кухонного флигеля. Оттуда легко спуститься на землю. Вдруг прямо под ее ногами распахнулось окно. Клеменс замерла.
– Сколько можно повторять тебе: я не хочу ее! – Это был Льюис, раздраженный и грубый. – Как можно испытывать хоть какое-то желание по отношению к этой костлявой вздорной стерве? Это просто сделка.
До ушей Клеменс донесся женский голос, мягкий и обольстительный. Мэри Люс. Льюис фыркнул.
– Снимай платье.
Какой галантный любовник, подумала Клеменс. Кузен оставил окно открытым, и девушка старалась двигаться с удвоенной осторожностью, чтобы шорох туфель не выдал ее. Повернув за угол, она спрыгнула на крытую