О душах живых и мертвых. Алексей Новиков
по пятам следует слава стихотворца, – объяснил Соллогуб. – Великая княгиня Мария Николаевна тоже заметила его. Но он или не понял этого или не хотел понять. Тогда ее высочество решила затеять литературную игру. На новогоднем бале великая княгиня Мария Николаевна, под видом маскарадной интриги, хотела осведомить господина Лермонтова о том, что ему следует ждать литературного нападения.
– Так, так, начинаю понимать! Умиляюсь изяществу шутки ее высочества…
– Не правда ли? – Соллогуб помолчал. – И все могло бы быть очень мило. Но этот дикарь Лермонтов, ворвавшись в петербургские гостиные после своих кавказских похождений, был груб и дерзок. Великая княгиня была вынуждена обратиться с жалобой к августейшей родительнице и к супругу, герцогу Лейхтенбергскому… Пусть же прочтет теперь господин Лермонтов повесть «Большой свет». Я горжусь, как благородный человек, которому оказано высокое доверие и дано право проучить зарвавшегося грубияна.
– Покорно вас благодарю! – Краевский поклонился. – Благодарю именно за то, что вы оказали честь своей повестью «Отечественным запискам».
– Не печататься же мне у Булгарина или Греча!.. Кстати, я слыхал, что Лермонтов выпускает повести свои, превратив их в роман?
– Не причастен к этому делу, Владимир Александрович! – поспешил откреститься Краевский.
– Думаю, однако, – продолжал Соллогуб, – что в повести моей сыщется более достойный, чем у Лермонтова, герой нашего времени…
– Изволите говорить, конечно, о том истинном представителе нашей благородной аристократии, против которого ополчается в повести забияка Лермонтов, то есть, виноват, Леонин?
Соллогуб посмотрел на часы.
– Заговорился я с вами, Андрей Александрович… Да, чуть не забыл. Ходят слухи, что Лермонтов успел за это время иметь дуэль.
– Дуэль? Да может ли это быть? – удивился Краевский. – Ничего, Владимир Александрович, не слыхал, решительно ничего!
– Ну, в таком случае не буду распространяться. Мне сообщили доверительно… Но если это так, то я оказался провидцем: в повести у меня Леонин тоже лезет на дуэль.
Краевский проводил гостя до передней.
Все, что рассказывал Соллогуб, Андрей Александрович давно знал. Новостью были только распространившиеся в городе слухи о дуэли… И, стало быть, нужно было спасать себя и журнал немедленно.
Для этого и нужно было поместить танцевально-пасквильную повесть Соллогуба. Но редактор не хотел потерять и Лермонтова. Ничто так не привлекает читателей к журналу, как имя поэта.
Андрей Александрович перечитывал «Большой свет», взвешивая каждое слово. Граф Соллогуб не боится прозрачных намеков. Леонина, конечно, зовут в повести Мишелем. Есть в повести и бабушка, которая приезжает в Петербург к Леонину, правда, не из Пензы и не из Тархан, а из орловских деревень; есть в повести и любовь Леонина к белокурой красавице графине. Леонина сажают под арест за то, что он не является на полковое учение. Словом, все соткано из намеков и полунамеков. А светский приятель Леонина дает ему исчерпывающую