Впереди идущие. Алексей Новиков
Николаю Васильевичу, как равнодушны оказались его петербургские ходатаи.
И вдруг в пригожий апрельский день – шасть на стол к Гоголю «Мертвые души», будто та пропавшая грамота, что слетела вместе с шапкой на голову к лихому казаку. Где прятала казацкую шапку нечистая сила, про то дед дьячка Фомы Григорьевича ни у ведьм, ни у чертей с собачьими мордами, как известно, не спрашивал. Где скитались «Мертвые души» после цензурного разрешения – тоже осталось загадкой.
Возвращение «Мертвых душ» сопровождалось новым ударом. Как выдать поэму в свет без повести о капитане Копейкине?
А капитан Копейкин, откуда ни возьмись, тут как тут. Деревяшкой по полу постукивает – трюх-трюх!
«Не будет ли снисхождения по одержимым болезням и за ранами?»
Хотел было объяснить ему автор, что считает запрещенную повесть важнейшей частью поэмы – и прежде всего для полноты охвата российской действительности; одно дело – губернские чиновники, какой-нибудь Иван Антонович Кувшинное Рыло или даже прокурор, другое дело – капитан Копейкин, коли он до самого министра добрался. Чиновники губернского города NN, поди, даже во сне не видывали никакого министра. Как же обойтись в поэме без капитана Копейкина?
Все это и хотел сказать в утешение Копейкину автор «Мертвых душ». Но не дождался ответа нетерпеливый капитан. Только откуда-то снизу доносилось едва слышное трюх-трюх!
Гоголь прислушался: никак ходит по кабинету Михаил Петрович Погодин?
Николай Васильевич сидел не шелохнувшись дотемна, все смотрел на свое многострадальное детище, потом зажег свечу и, перечитывая запрещенную повесть, тяжело задумался.
Колокола Новодевичьего монастыря звонили ко всенощной. Кое-как пробирались туда по вешнему бездорожью усердные богомольцы. Пошел к церковной службе и Михаил Петрович Погодин. Шел со смирением и чистым сердцем, а лукавый забежит то с одной стороны, то с другой. Сучит лукавый козлиными копытами, нашептывает в ухо: «Теперь-то и взять тебе, Михаил Петрович, главы из «Похождений Чичикова» для многоуважаемого «Москвитянина»! Не зевай, Михаил Петрович!»
Нечистый дух провожал богомольного профессора до самых святых ворот, а дальше, за монастырскую ограду, нет, конечно, ему ходу. Спасся от лукавого Михаил Петрович.
А вот в Гоголя, точно, вселился бес. Когда заикнулся Михаил Петрович насчет отрывка из «Мертвых душ» для «Москвитянина», встал из-за стола Николай Васильевич, в глазах его полыхнуло пламя. Вроде бы указал, безумец, на дверь самому хозяину дома. А вдогонку послал еще Погодину записку: «Насчет «Мертвых душ»: ты бессовестен, неумолим, жесток, неблагоразумен…»
Совсем не вовремя приступился Михаил Петрович – Гоголь переделывал повесть о капитане Копейкине.
Вскоре в Петербург пошли письма. Цензору Никитенко Гоголь сообщил: «Я переделал Копейкина, я выбросил все, даже министра, даже слово: «превосходительство».
Плетневу рассказал еще подробнее: «Я выбросил весь генералитет, характер Копейкина означил