Бог из машины. Людмила Астахова
пять оули, и ни лейдом больше. Однако же мошенники почему-то решили поднять расценки, заломив полторы сотни.
– Ты в своем уме, дружище? – бывший тив не скрывал удивления. – Дорожная наценка? Или как понимать?
– Да как вам будет угодно, – оскалился «братец». – Или пройдемте к полицейскому.
Жизнь почти на самом дне, какой бы тяжкой она порой ни оказывалась, так и не научила Удаза Апэйна убивать без раздумий и колебаний. Даже полгода в долговой тюрьме не изменили его незлобивую натуру. Влезть в драку – это запросто, а вот отобрать чужую жизнь… Только будучи загнанным в угол, когда отступать некуда. Не слишком-то по-ролфийски, не правда ли?
Удаз примерился к тощей шее мошенника, прекрасно представляя, как сейчас врежет «братцу» по печени, а когда тот согнется пополам, свернет наглецу шею одним движением. «Сестрица» даже пикнуть не успеет, точнее, не рискнет. Такие ушлые девки лучше прочих знают, что голосистые слишком долго не живут.
От прогретой солнцем земли шел прелый запах, напоминающий одновременно и о жизни, и о смерти, «братец» нес какую-то чушь, пытаясь то ли заговорить зубы, то ли произвести впечатление, а бывший тив думал о том, что так и остался чистоплюем, не умеющим и не желающим марать руки в крови. И отчего-то ему было совершенно не стыдно. Казалось бы, рунная магия, которой связала его Грэйн и которая ощущалась почти как пуповина, соединяющая нерожденного ребенка с матерью, должна будить ролфийскую свирепость и кровожадность. Но – нет! Никакого боевого бешенства, только внезапно обострившийся нюх и какое-то нечеловеческое спокойствие. Которое не покинуло Удаза, и пока он выбивал дух из «братца», и когда стреноживал «сестрицу». Убивать не стал, ограничившись несколькими прицельными ударами по стратегическим местам, связал наглых жуликов и оставил наслаждаться красками весны на лоне природы. Авось скоро освободит какой-нибудь случайный доброхот. Народ в Эббо корыстный, но добродушный. И развяжут, и водичкой напоят, и счет выставят за участие, как полагается.
Из тех же соображений возвращаться в экипаж Удаз тоже не стал. На встречу с эрной Кэдвен он опаздывал катастрофически, но рисковать свободой не торопился. Сытое довольство сильного – чувство, ранее практически незнакомое, – захватило бывшего тива в плен целиком. Прекрасное, пьянящее чувство превосходства не только над поверженными врагами, но и над своим страхом. Не убить из боязни за шкуру, как это делает большое, но глупое животное, а победить и переступить через ничтожных мерзавцев.
Теперь понятно, почему Грэйн не забила его насмерть тогда ночью, когда он напал на спящую. Как, оказывается, все просто.
«Разведка, моя дорогая Грэйн, – это, помимо прочего, еще и искусство исчезать, – наставительно молвил эрн Оринейр, выдавая девушке последние инструкции перед ее отправкой в Идбер. – Вот и попрактикуетесь!» Словом, обнадежил. Правда, помимо почти отеческих наставлений Грэйн выпало еще выслушать сетования ролфийского атташе касательно операции «Ициар». Если вкратце – завязла операция, словно телега в лужах на разъезженном проселке.