Фельдмаршал в бубенцах. Нина Ягольницер
даже уцелел в тот день и теперь прозябает где-то в провинции, то у него нет ничего, кроме грустной истории в прошлом. Или вы думаете, что все эти годы он следил за вами, мечтая отомстить? Снимите эти романтические тряпки, Руджеро, они вам не к лицу.
Монах побледнел, словно полковник только что обругал его отборным площадным лаем. Придвинулся к столу вплотную, и в свете свечей стало видно, что один его глаз темнее другого.
– Орсо… – прошептал он, – Орсо, Орсо… Вы издеваетесь, да и Бог с вами, но сейчас не время! Наши поиски годами заходили в один и тот же тупик. Операция, которую вы готовили столько времени, потерпела неудачу. И вдруг именно сейчас выясняется, что в мире есть еще один живой Гамальяно. А вы пожимаете плечами?
Полковник на миг прикрыл глаза. А потом так же устало спросил:
– Святой отец, прошло много лет. Дети несказанно меняются с годами. Да и сомневаюсь, что вы особо рассматривали того малыша. Или парень сам представился вам своей… хм… прославленной фамилией?
Руджеро откинулся назад и резко потер лоб:
– Я уже сказал, у меня нет доказательств! Да, я могу ошибаться! Но Орсо, мы опять в тупике! И мы не вправе пренебречь даже самым паршивым шансом! Треть должна была быть у пастора, но ее у него не оказалось! Зато меньше, чем в сутках пути от Кампано вдруг появился юнец, будто срисованный с фамильного портрета! Не слишком ли занятное совпадение, полковник?
Брови Орсо раздраженно дрогнули:
– Хорошо. Для очистки совести я пороюсь в этом совпадении. Как этот ваш недоносок выглядит?
Монах скривился от скучающего полковничьего тона и сухо отчеканил:
– Он подмастерье. Называет себя падуанцем. И у него есть особая примета: он слеп.
– Что? Слеп? – Орсо вскинул голову, впервые проявив интерес к разговору.
– Ему это не слишком мешает, – отрубил Руджеро, – в остальном он ничем не примечателен. Ему около семнадцати лет, долговяз, худощав, черноволос, имеет рубец от плети на щеке, оборван и… хм… недурной танцор.
Доминиканец отрывисто сыпал словами, не замечая, как полковник стремительно меняется в лице:
– Погодите, Руджеро! – вдруг перебил он, – вы уверены в этом описании?
– Я описываю вам живого человека, а не полустертую фреску, – огрызнулся доминиканец, – но, вижу, вы по-прежнему полны скепсиса. Не смею больше вам докучать.
Он бросил на стол монету, со скрежетом отодвигая скамью, но полковник тоже привстал с места:
– Да погодите вы, Руджеро! – окликнул он, – не такая уж я неблагодарная скотина. Вы отсыпали мне леденцов из вашего кармана – и я тоже готов с вами поделиться. Но учтите, это все может быть одним сплошным совпадением. Сядьте!
Он снова опустился на скамью, потянулся за кувшином и налил вина обоим.
– Руджеро, я повторяю, мы можем гоняться за призраками. Дело в том, что в Кампано… да, черт подери, я сделал все, что мог, обшарил это паршивое графство, как голодная дворняга пустую кухню, но ничего