Фельдмаршал в бубенцах. Нина Ягольницер
надсадно кашлял, с жутковатым звуком втягивая воздух, сгибался вдвое и вжимал обе ладони в грудь, будто удерживая на месте готовые разорваться легкие. Военные меж тем сделали еще по шагу назад и с растущим отвращением наблюдали за этой тягостной сценой. Наконец паренек медленно выпрямился, одной рукой все так же сжимая грудь, а второй неловко отирая губы. На щеке остался смазанный кровавый след.
– Едрить твою, чахоточный! – сплюнул тучный, но его спутник лишь нахмурился:
– Оклемался? Вот и добро! Ты, парень, не дури, – голос долговязого вдруг утратил напускное добродушие, – не в трактире ложку в карман сунул. За этакие фортеля и покрупней птицы на вертел попадали. Топай меж нас, да попробуй чего выкинуть…
Он сделал паузу и сухо отрубил:
– Имей вежество, дурная кровь. Самому, видать, недолго на белом свете осталось, так хоть о друге порадей. Он уж и так увяз, твоими-то молитвами. А не отдашь краденое своей волей – не беда, что глазами убог. Когда дружка на плаху поднимут – и без глаз все разберешь.
Паренек, все еще тяжело дыша, закусил губы и всхлипнул:
– Да что ж это, пресвятая дева! Какой дружок? Какая плаха, Господи?! Добрые судари… – голос подростка надломился, в нем зазвучала надежда, – вот, возьмите. У меня всего-то несколько монет, но отужинать вам хватит… Возьмите…
Бормоча бессвязные обрывки фраз, паренек полез за отворот весты – видимо, там он прятал кошель… Долговязый успел лишь заметить, как в полных слез глазах блеснула стальная искра, когда шарящая под вестой рука вдруг молниеносно рванулась наружу. Шесть прочных вощеных шнуров со свистом вспороли воздух, и тучный взревел, когда толстые струны полоснули поперек лица. Мальчишка снова замахнулся, и шестихвостая плеть описала широкий полукруг. Более проворный долговязый метнулся вперед, перехватил странное оружие и с силой рванул парня на себя. А тот, по инерции врезавшись в противника, откинул голову назад и с силой впечатал лоб точно в нос долговязого. Солдат повалился наземь, ослепленный адской болью. Но разъяренный толстяк схватил мальчишку за волосы, занес тяжелый кулак – а паренек вдруг резко хлестнул нападающего ладонью по щеке, и тучный взвыл, выпуская добычу и хватаясь за лицо. Меж пальцев брызнули ручейки крови, казавшиеся в темноте черными. Мальчишка же отшвырнул ногой упавший наземь факел и вихрем ринулся наутек…
…Сердце колотилось в горле, пот лил по лицу, а нутро скручивал узлом ледяной страх. Ноги едва касались земли, и Пеппо знал, что этот бег в никуда вот-вот прервется. Это уже не раз случалось и обычно бывало чертовски больно…
Секунда, еще одна, еще – и башмак запнулся за камень, выступающий из выщербленной кладки. Мостовая на миг ушла из-под ног, чтоб затем наотмашь впечататься в ребра и плечо, а что-то издевательски-твердое огрело поперек спины.
Пеппо выбранился сквозь зубы, вскочил, хотя дыхание заходилось от боли – и тут же наткнулся на витой фонарный столб. Все, довольно… Эти салки не для него… Рука