Фельдмаршал в бубенцах. Нина Ягольницер
бродяг волокут по улице человека – кто-то вступиться может. А с солдатами никто связываться не станет, они в своем праве. Арестанта, дескать, тащат – и все дела.
Пеппо покусал губы:
– А ведь твоя правда, – пробормотал он.
Годелот покачал головой:
– Пеппо, так жить не выйдет. Нельзя ежечасно ждать удара в спину. Охота наверняка идет на меня, ведь это я был вассалом Кампано. Они просто нас перепутали. Завтра я пойду в канцелярию папского нунция. Конечно, дальше секретаря не пройду, но смогу изложить…
– Да ты рехнулся! – рявкнул тетивщик, – если графа преследовали по подозрению в ереси, тебе носа казать к церковникам нельзя! Лотте, не дури! Нужно уничтожить лоскут рясы пастора, с ним недолго и за колдовство в каземат угодить! Шутка ли, кусок рясы прямо с кровавыми пятнами! А шлем продать первому попавшемуся вояке! Пока тебе есть, что предъявить властям, от тебя не отстанут!
Годелот встал:
– Прекрати орать, на весь квартал шумишь. Какая, к черту, ересь? С каких пор клирики насылают на вероотступников войска и чертей разыгрывают? Будь граф еретиком, к нему явились бы монахи Святой Инквизиции с отрядом солдат. Графа и отца Альбинони увезли бы на допрос, замок обыскали. Нет, Пеппо, там дело дурно пахнет. И дожу наверняка уже успели донести какую-то околесицу, пожар, мол, в Кампано приключился, или мор. Я могу быть единственным, кто видел Кампано после этой бойни. У меня есть только ряса со следами клинков – значит, я начну с отца Альбинони. В Патриархии должны узнать о его убийстве, и это поможет донести вести о Кампано до верховных властей.
Тетивщик ударил ладонью по столу, едва не опрокинув свечу:
– Вот именно! Ты единственный! В одиночку правду искать собрался! Только сейчас, брат, не прежние времена, когда соседи почем зря друг другу посевы жгли! Сейчас законы строгие! И если кто-то все равно учинил такой ад, никого не боясь – значит, на мизинце он вертел и дожа, и церковь!
– Если бы он на мизинце их обоих вертел – ему бы до нас вообще дела не было, – отрезал Годелот, – но раз он так из кожи вон лезет, чтоб меня остановить – стало быть, и на него управа есть! Пеппо, хватит! – повысил он голос, видя, что друг снова рвется что-то возразить.
Тетивщик сжал зубы. В словах Годелота была своя правда, но все инстинкты Пеппо в один голос вопили, что друг сует голову в петлю.
Раздраженный Годелот уже ждал, что Пеппо снова примется бушевать и искать доводы, но тетивщик умолк и после долгой паузы хмуро кивнул, видимо, нехотя признавая правоту кирасира.
– Как знаешь, – сухо подвел черту он, отворачиваясь и машинально ощупывая лежащий на столе злополучный шлем.
Кирасир вздохнул, вместо злости уже ощущая досадную неловкость. Снова сцепились… А ведь этот еж, похоже, всерьез о нем тревожится. Но Пеппо не выглядел обиженным. Он все также рассеянно скользил пальцами по аляповатой чеканке, и Годелот знал, что это плавное скольжение означает задумчивость.
– Что