Апостолы Революции. Книга первая. Лицедеи. Елена Легран
и улыбнулся. Его улыбку исказила вздутая левая щека, следствие дореволюционного ранения на дуэли. Этот вечный флюс, оттягивавший вниз губу и деформировавший щеку, мешал Давиду выступать в Конвенте. Его выступления каждый раз были подчеркнуто короткими, и оратору приходилось тщательнее проговаривать слова, произнося их с трибуны. В обычном разговоре дефект речи был почти не заметен, правда, улыбка живописца больше походила на гримасу, но друзья быстро к этому привыкали, а врагов у Давида не было: политических амбиций он не проявлял, а конкуренты-живописцы давно оставили надежду затмить талант и политическое влияние Давида.
Хозяин огромного особняка с просторной мастерской на левом берегу Сены пригласил гостя в столовую. На небольшом изящной работы столе с резными позолоченными ножками их ожидали горячие булочки, джем и кофе.
– Я поздно встаю, – заговорил Давид, намазывая джем на мягкий хлеб. – Так что завтрак в этом доме происходит во время обеда, обед заменен работой в мастерской, а ужин у меня после полуночи. Впрочем, – добавил он, – как у многих из нас.
– Над чем работаешь сейчас? – поинтересовался Барер, стараясь за светской беседой не забыть о цели своего визита.
– Делаю эскизы аллегорических фигур Республики, Разума, Справедливости, Добродетели. Мы же готовим праздник… – ответил художник и тут же осекся.
– Праздник? – удивился гость. – Какой праздник?
– Да так, – отмахнулся Давид, приняв безразличный вид, – ерунда. Провинциальные шествия в честь богини Разума.
– В самом деле? – насторожился Барер. – С каких это пор официальный художник республики увлекается провинциальной самодеятельностью?
– Послушай, – проговорил Давид, – я и так сказал слишком много. Максимилиан просил хранить молчание. Вернемся к этому разговору месяца через три.
– Хм, – покачал головой Барер, – не нравится мне эта история с праздником… К чему такая таинственность?
– Никакой таинственности! – запротестовал Давид, поняв, что слишком много он сказал как раз только что. – Очередная годовщина взятия Бастилии. Робеспьер готовит что-то типа сценария, а я занимаюсь оформлением.
– До 14 июля еще далековато, – пробормотал Барер.
– Мы приближаемся к марту! – вскричал Давид, – а я всего лишь на стадии набросков! Ты даже представить не можешь, сколько времени уходит на подготовку подобных мероприятий!
Он говорил совершенно искренне, и Бареру ничего не оставалось, как согласиться с его доводами. И тут он понял, что судьба сама дает ему в руки возможность заговорить об Элеоноре, не вызвав ненужных подозрений.
– Кстати, – небрежным тоном произнес он, – у меня есть на примете одна модель для твоих аллегорий. Стройна, красива, даже очень красива.
– Я ее знаю? – оживился Давид.
– Возможно, – ответил Барер. – У нее особняк на острове Сен-Луи, она много принимает.
– Уж не об Элеоноре ли Плесси ты говоришь? –