На смерть Поэта. Том 3. Высоцкий. Герман Ломов
приходишь откуда-нибудь – Володя в очках, при лампе что-то читает. И внешне это был совсем не тот Высоцкий… – Пришел такой гигант, ударил по струнам гитары! И Володя любил, чтобы кто-нибудь был рядом… Моя супруга – Рива, она такая тихая женщина – лепит свою статуэтку, а Володя читает. У меня была большая библиотека, а многое в то время нельзя было читать здесь, в Союзе».
Показательно и в «Правде смертного часа» [8]: «А вот как вспоминает об этой новогодней (1980 года – Ломов) ночи Юрий Трифонов: «…Это был Новый год – этот трагический для него, – мы его встречали вместе. Запомнил эту ночь только потому, что там был Володя, и я видел, как проявилось другое Володино качество – его необыкновенная скромность. Это, может быть, пошло звучит, но, может быть… Образовалась довольно большая компания, какая-то очень пестрая. Это было в одном доме, здесь, на Пахре. Пришли Володя с Мариной. Володя принес гитару. И вот вся эта публика, пестрая какая-то, я не знаю, чем она была объединена, за всю ночь даже ни разу не попросила его спеть, хотя он пришел с гитарой. А он был очень приветлив со всеми, всем хотел сделать приятное, спрашивал о делах, предлагал помощь, потом даже повез кого-то в Москву, никто другой не вызвался».
В расположении и управлении Солнца – разгадка парадокса, как Высоцкий сочетал, с одной стороны, стремление к свободе, с другой – свою скромность и желание отгородиться.
Об аспектах. Первый, неявный – антисное соединение Солнца и Луны. Во-первых, это (в сущности, новолуние) ещё одно указание на слабую жизненную силу натива: Луна сжигается Солнцем, что само по себе является ярчайшим указанием на непродолжительность жизненного пути. Во-вторых, если во главу угла поставить достоинства Солнца (в изгнании) и Луны (в падении), это ярко характеризует качества родителей натива, где Солнце соотносится с отцом, а Луна – с матерью. Показательна оценка Влади [8]: «Гораздо позже я поняла: из-за всего этого – отца, матери, обстановки и уже тогда изгнания – ты начал с тринадцати лет напиваться».
Отдельно, применимо к отцу Высоцкого, Семену Владимировичу, Влади также предельно категорична [8]: «Этот пьяница, этот антисоветчик, этот отступник, этот бесталанный человек, этот мерзавец, этот враг, этот сумасшедший, этот плохой сын, этот отвратительный отец, этот опустившийся человек, который якшается с иностранкой, – это ваш сын, Семен Владимирович. Этот превозносимый публикой актер, этот всеми признанный творец, этот человек, страстно влюбленный в родную землю, неутомимый труженик, патриот, ясновидец, лишенный общения с детьми отец, терпеливый и снисходительный сын, человек, свободный и счастливый в своей личной жизни, – это тоже ваш сын, Семен Владимирович. Ваши медали, тяжело заработанные на войне, не дают вам сегодня права извращать истину. Вы никогда ничего не понимали. Песни вашего сына только резали вам слух. В вашем кругу его образ жизни считали скандальным. И вы предали его. И даже если вы не понимаете размеров вашего деяния, этот поступок был вдвойне преступлением: