Провокация. Михаил Зайцев
Докажите, господин Ученый, что вы честный партиец, и я вас квалифицированно перевяжу. А не сумеете доказать... – я остановился в полутора шагах от него и опустился на корточки, дабы расположить наши глаза на одном уровне. – Мне приходилось, и многократно, принимать непосредственное участие в допросах врагов народа на Лубянке. Я очень, очень разносторонне знаком с человеческой анатомией, не верите?
– Чего ты от меня добива-а... а!.. – Толстяк в побрякушках закусил губу и сильно зажмурился.
– Больно, да? – Я откровенно над ним глумился. – Наверное, кость раздроблена. Клянусь, в мои планы вовсе не входило СРАЗУ дробить вам кости. Пуля-дура виновата, увы... А добиваюсь я от вас правды. Видите ли, разгадав фокус с клеткой, я прозорливо заподозрил, что вам, милейший, о текущей межзвездной экспедиции известно на-а-амного больше моего. Поделитесь, «профессор», не будьте жадиной-говядиной-мазохистом.
– И после таких слов... – он разлепил веки, оскалил стесавшиеся с возрастом кривые зубы. У всех русских были, есть и будут проблемы с зубами. У всех рас неарийского происхождения полость рта отвратительна. – После таких слов! Ты! Ты смеешь утверждать... Ты меня за идиота считаешь? Ты... – он застонал, то ли от приступа боли, то ли от избытка эмоций, и стон его закончился злобным, однако тихим, бессильным рыком.
– Ладно уж, – улыбнулся я. – Ваньку валять мне и самому надоело. Да, Техника заколол я. С него я начал. Довольны?
– Предатель!
– Ошибаетесь, я патриот. Только не жидобольшевистской России, а Великой Германии. Моя разведывательная... прошу извинить, для ваших ушей привычнее, когда мою деятельность называют «шпионской»... Так вот, моя шпионская деятельность началась в тридцатых. О внедрении, о том, как я завязал дружбу с НКВД, умолчу в целях экономии времени. Это совершенно отдельная история, в ней участвовало множество самых разных персонажей, и даже краткий пересказ займет не один час. Скажу лишь одно – весьма помогло делу то обстоятельство, что я очень, очень хороший врач. И еще скажу, признаюсь вам, господин враг, что уже много месяцев я нахожусь без связи со своей несчастной, попираемой чуждым солдатским сапогом Великой Родиной. Мой связник спалился, а замену ему не прислали. И, между тем, сей прискорбный факт отнюдь не остужает мой профессиональный интерес к той секретной информации, коей вы, безусловно, владеете. Не бойтесь, господин хороший, дробить крайние фаланги ваших пальцев, выкручивать вам суставы или прижигать глазные яблоки я вовсе не собираюсь. Хотя на допросах в подземельях Лубянки я, и правда, имел счастье бывать и в искусстве заплечных дел мастеров кой-чего понимаю. Однако вам не суждено геройски...
И тут он бросился на меня! Оттолкнулся здоровой ногой и накинулся. Неумело, но с полной отдачей. Глупо, но самоотверженно заключил меня в объятия, типа борцовских, завалил на траву и предпринял отчаянную попытку дотянуться тупыми клыками травоядного до моего кадыка.
Я боднул его лбом в переносицу, как нас, элиту ариев, учил папаша Ганс, дока рукопашного