Провалившийся в прошлое. Александр Абердин
до начала зимы надеялся сделать ей капитальный апгрейт, сгоняв на Асфальтовую гору. Она же так называлась не от балды. Там имелись выходы асфальта на поверхность, а это в каменном веке был самый лучший гидроизоляционный материал. Правда, до того момента Митяю нужно было окончательно разобраться со стенами землянки, и он уже знал, как это можно сделать.
Отдохнув от трудов праведных пару дней, он снова взялся за строительные работы, но уже ниже по склону, на просторной ровной площадке, где решил соорудить печь для обжига извести и кирпича. Песок и глину он уже нашёл, причём неподалёку, на берегу Тухи. Глина, правда, оказалась не фонтан, почти бурожгущаяся, но для грядущих целей и такая вполне годилась. Митяй месил глину, смешивая её с песком и древесной золой от сожжённых веток прямо на своих глинищах, и там же формовал кирпичи, радуясь, что нет дождя, но к ночи перевозил их на тележке к тому месту, где собирался устроить печь для обжига, и складывал под большим навесом.
С кирпичами Митяй не промахнулся, они, по крайней мере, не растрескались и вскоре превратились в отличный кирпич-сырец. Из него-то он и сложил печь для обжига кирпича ёмкостью на четыре кубометра. Большего ему пока что и не требовалось. Он обложил печь неиспользованным горбылём и целых три дня днём и ночью сжигал в ней все дрова, а их у него накопилось немало. В конечном итоге печь с полуцилиндрическим сводом, сложенная на глиняном растворе, отлично прокалилась и при этом не покосилась, но самое главное, не развалилась, а стало быть, ему можно было начать новый этап работ по благоустройству жизни в каменном веке.
Да, теперь Митяй мог смело приступать к обжигу кирпича, а затем и извести, но первым делом он соорудил самый примитивный гончарный круг и наделал больших, узкогорлых, цилиндрических горшков-бидонов на полтора ведра каждый. Первые три десятка горшков он обжег самым варварским способом, установив их на полуметровый слой дров и переложив чурками. К его неописуемой радости, накрылись медным тазом только четыре горшка, и, пока сохли новые, он целую неделю собирал с поверхности воды нефть и сливал её в закопчённые и страшные, как чума, горшки. Следующие горшки он уже обжигал по-новому, используя для этого нефть, которая, отстоявшись, прекрасно горела в выточенной им на токарном станке жидкотопливной форсунке.
Нефть, собранная с поверхности воды в полукилометре от её места выхода с помощью самой обычной доски и деревянного герметичного ящика, оказалась довольно светлой, и Митяй быстро понял почему. Все тяжелые фракции просто опускались на дно реки. Нырять в реку, чтобы проверить это, у него не было никакого желания, но в первый же день он выяснил – рыбы в Тухе нет и на водопой к ней никто не подходит. Правда, задолго до впадения в Пшеху воды этой речки очищались естественным образом настолько, что нефтяная плёнка становилась едва заметной, но ему что-то не хотелось ловить рыбу ниже по течению. Сколько всего нефти выливалось в Туху, он не подсчитывал, но к середине августа набрал её двести