Вторая Пуническая война. Михаил Елисеев
и отпадения от Рима Южной Италии. В уцелевших фрагментах книг сохранилось описание боевых действий в Сицилии, Италии, Испании и Северной Африке. Полибий подробно рассказывает о борьбе Ганнибала с римскими полководцами за Капую, осаде Сиракуз, решающих битвах при Метавре и Заме. Историк был вхож в дом Сципионов, и поэтому можно говорить о том, что многие сведения он получил практически из первых рук. Другое дело, в каком виде они ему подавались, поскольку семейные предания вряд ли отличались объективностью. Но, с другой стороны, именно этот факт придает рассказу Полибия о Второй Пунической войне тот неповторимый колорит эпохи, который отсутствует у других историков.
Также ценность работы Полибия заключается в том, что бывший начальник конницы Ахейского союза обладал обширными познаниями в военном деле и хорошо знал то, о чём рассказывал читателям. Это принципиальный момент. В отличие от Тита Ливия, который был сугубо кабинетным ученым и часто не понимал того, о чем писал, Полибий был практиком. У греческого историка при описании сражений отсутствуют различные нелепости, которыми столь часто грешил его римский коллега. Во «Всеобщей истории» Полибий приводит подлинные документы, письма, официальные надписи и договоры (в частности, договор между Карфагеном и Македонией). Несмотря на дружбу со Сципионом Эмилианом, вряд ли сосланный в Италию эллин мог свободно работать в государственном архиве республики, где хранились важнейшие документы. При этом с некоторыми актами, например, договорами и постановлениями сената, он всё же мог ознакомиться. Другое дело – Эллада и Македония, где перед Полибием были раскрыты двери всех правительственных учреждений. Этот момент тоже необходимо учитывать.
Общеизвестна проримская позиция Полибия как историка. Особенно это бросается в глаза, когда он рассказывает о завоевании римлянами Иллирии, Македонии и Греции. На эту особенность творчества Полибия обратил внимание Ф.Г. Мищенко, автор перевода «Всеобщей истории» на русский язык: «В высокой степени знаменательно, что историк, кровный эллин по происхождению, языку и образованию, боровшийся и претерпевший за независимость родины, ставит себе задачею написать такую историю своего времени и ближайшего предшествующего, в которой решительно преобладающая речь отводится варварскому Риму»[2].
Парадокс заключается в том, что в главах, посвященных Пуническим войнам, проримские симпатии автора чувствуются значительно меньше, чем в главах, где рассказывается о событиях на Балканах. Будучи эллином, историк близко к сердцу воспринимал всё, что касалось взаимоотношений между Римом и Элладой, а до Карфагена ему, по большому счету, не было никакого дела, что позволяло в определенной степени сохранять некую беспристрастность, хотя и удавалось это далеко не всегда: «Тогдашний историк, принадлежа по происхождению и личным связям к известной общественной группе, участвуя непосредственно в политических событиях своего времени, оказывался бессильным, при всем желании