В Зырянском крае. Охотничьи рассказы. Флегонт Арсеньевич Арсеньев
ее напор, от чего часто разрываются драничные запоры и много уходит рыбы.
Со дня постановки затона до окончания ловли неусыпно стерегут запертую рыбу рыбаки, устраивающие для временного своего помещения шалаши или землянки где-нибудь около затона. От обыкновения постоянно сидеть в шалашах и наблюдать за ходом рыбы, и за целостью запруды, иногда и повреждающейся, произошло затону еще одно, весьма характерное название – сежа. Не одно, впрочем, опасение за повреждение затона и наблюдение за рыбою вынуждает хозяев сежи безотлучно находиться при ней, но и необходимость оберегать запертую рыбу от дерзновенных набегов соседей заставляет их стеречь на сеже денно и ночно. При малейшем ослаблении наблюдения сейчас явятся непрошеные гости с бредничками и мигом черпнут изрядное количество рыбки из какого-нибудь омутка или заливчика.
Лов рыбы на сеже начинается почти со дня устройства затона. Сначала рыба идет в мережи и крылены, потом, по мере убыли воды, – в кужи. Под конец ее начисто вылавливают из больших бочагов и омутов неводами, а из маленьких – бредешками. Сбыт производится большею частью рыбинским кулакам, разъезжающим в прорезных лодках по Шексне для скупки рыбы, незначительное количество идет в Ярославль. Цена на свежего из садков язя, окуня, леща и судака от 2 руб. 50 коп. до 3-х руб., на щуку и мелкую рыбу – от 2 руб. до 2 р. 50 коп., на щуку выше десяти фунтов – до 3 руб. и более за пуд.
Много лет тому назад, когда я еще постоянно жил на Шексне, не раз случалось мне бывать на Шуйской сеже и любоваться громадным скоплением запертой рыбы. Когда вода совсем сольется с Чистей и ляжет в узкие берега запруженной речки, большие язи, лещи, голавли и щуки сплошною массою, в несколько рядов друг над другом, стоят на глубоких омутах, больших бочагах и около мережи затона, так что вода тут в полном смысле бывает переполнена рыбою. При виде этого необычного количества больших рыб часто являлось у меня горячее желание потешиться здесь уженьем, но как-то не удавалось: или удочек с собою не было, или не получал разрешения на уженье от хозяев затона.
В 1869 году, в июне, мне вновь привелось быть на Шексне, и давнишнее намерение поудить рыбу в омутах Шуйги пало мне на память. Приготовив удочки, ранехонько на заре отправился я на сежу. Утро изладилось превосходное, тихое. Над Шексною клубился туман, луга залиты были росою; на лесных озерах, во множестве разбросанных по торфяным болотам пришекснинских окрестностей, неистово галдели рыбаки и чайки; с лесу отчетливо доносилось пение соловья. Вдали, из-за крутого изгиба Прости, вилась тонкая струйка дыма от бегущего вверх по Шексне пассажирского парохода. Откуда-то слышался людской говор и возгласы лоцмана, командующего над коноводами. На меня пахнуло прошлыми годами проведенного здесь детства; что-то жуткое пошевелилось в сердце, колыхнулось какое-то скорбное чувство, вызвало глубокий вздох и замолчало, облитое обильным приемом свежего утреннего воздуха.
До сежи мне нужно было пройти