Глушь. Арне Даль
судя по всему, предназначалась только для лыж.
– У тебя есть такая же, – сказала Блум, закрыла дверцу и открыла дверь в дом.
– С лыжами или без? – спросил Бергер.
– С лыжами, – ответила Блум, улыбнувшись, и вошла в свою лачугу.
Компьютер оказался включен, на мониторе крутились причудливые узоры в качестве заставки. Бергер отметил, что компьютер подключен к спутниковому телефону Ди.
– Ты катаешься на лыжах, – констатировал Бергер. – Стало быть, с головой все в порядке?
Блум погладила себя по белой спортивной шапке.
– Я немного боялась перелома черепа. Трещин в кости.
– И в ответ на этот страх ты отправилась в пустыню на лыжах? А если бы ты потеряла сознание? Ты бы замерзла до смерти. В половине одиннадцатого спутник передал бы изображение твоего лежащего в снегу тела, если бы раньше не случилось ничего другого.
– Мне надо было подвигаться, – ответила Блум синими губами.
Бергер покачал головой, указал на компьютер и сказал, прощупывая почву:
– Ди велела нам держаться подальше от этого дела.
Блум не ответила, сняла толстую лыжную перчатку и провела потным пальцем по тачпаду. Вместо кружащихся узоров на экране появился человек. Это была Йессика Юнссон.
Было такое чувство, что они оказались лицом к лицу с мертвецом.
Однако с момента, когда они действительно сидели с ней лицом к лицу, прошло меньше суток. Только тогда она была живее некуда. И выражение лица было точь-в-точь такое. Неожиданно острый, но бегающий взгляд, намек на улыбку в уголках губ. И вместе с тем упрямство и нежелание отступить хотя бы на шаг.
– Я вижу огромные пропуски в биографии Йессики Юнссон, – сказала Блум, скинула с себя белую куртку и села перед монитором.
Бергер взял оставшийся стул и уселся рядом. Перед глазами мелькали какие-то данные.
– Родилась в тысяча девятьсот восьмидесятом, – сказал Блум, показав на экран. – Детство в Рогсведе внешне выглядит вполне нормальным. Вообще никакой информации в полицейском архиве. Гимназия с медицинским уклоном, учеба на медсестру. Летняя работа в больницах во время учебы. Что-то вроде ночной сиделки в психлечебницах и домах престарелых.
– То есть до двадцати пяти лет никаких пропусков?
– Год в США, когда ей было восемнадцать-девятнадцать. Непонятно где и что. Но это был обычный год на раздумья, по возвращении она начала учиться на медсестру. Потом проработала несколько лет в больнице святого Георгия, в каком-то бассейне или типа того. Кроме того, у нас есть информация об одном случае, которую я нарыла, пока ты изображал Спящую красавицу.
– Сомневаюсь, что даже моя мама так бы меня назвала, – пробурчал Бергер. – Что за случай?
– Его не было в материалах, которыми нас снабдила Росенквист. Мне пришлось пойти другим путем. В двадцать пять лет Йессика Юнссон встречает, что называется, «не того парня». Его зовут Эдди Карлссон и он, кажется, самый настоящий, просто-таки стопроцентный наркоман