Аммалат-бек. Александр Бестужев-Марлинский
ада… Так ли поступали деды ваши, так ли думали отцы?.. Они не считали врагов и не рассчитывали, выгодно или невыгодно сопротивляться насилию, а храбра бились и славно умирали. Да и чего бояться? Разве чугунные у русских бока? Разве у их пушек нет заду? Ведь скорпионов ловят за хвост!!
Речь эта возмутила толпу. Татарское самолюбие было тронуто заживо.
– Что смотреть на них? Что позволять им хозяйничать у нас, будто в своем кармане? – послышалось отовсюду. – Освободим кузнеца от работы, освободим! – закричали все и стеснили кружок около русских солдат, посреди коих Алекпер ковал капитанскую лошадь.
Смятение росло.
Довольный возбуждением мятежа, Султан-Ахмет-хан не желал, однако ж, замешиваться в ничтожную схватку и выехал из толпы, оставя там двух нукеров для поддерживания духа запальчивости между татар, а о двумя остальными быстро поскакал в утах[21] Аммалата.
– Будь победитель! – сказал Султан-Ахмет-хан Аммалат-беку, который встретил его на пороге.
Это обыкновенное на черкесском языке приветствие было произнесено им с таким значительным видом, что Аммалат, поцеловавшись с ним, спросил:
– Насмешка это или предсказание, дорогой гость мой?
– Зависит от тебя, – отвечал пришелец. – Настоящему наследнику шамхальства[22] стоит только вынуть из ножен саблю, чтобы…
– Чтобы никогда ее не вкладывать, хан? Незавидная участь: все-таки лучше владеть Буйнаками, нежели с пустым титулом прятаться в горах, как шакалу.
– Как льву, прядать с гор, Аммалат, и во дворце твоих предков опочить от славных подвигов.
– Не лучше ль не пробуждаться от сна вовсе?
– Чтобы и во сне не видать, чем должен ты владеть наяву? Русские недаром потчуют тебя маком и убаюкивают сказками, между тем как другой рвет золотые цветы[23] из твоего сада.
– Что могу я предпринять с моими силами?
– Силы – в душе, Аммалат!.. Осмелься, и все преклонится перед тобою… Слышишь ли? – промолвил Султан-Ахмет-хан, когда раздались в городе выстрелы. – Это голос победы.
Сафир-Али вбежал в комнату со встревоженным лицом.
– Буйнаки возмутились, – произнес он торопливо, – толпа буянов осыпала роту и завела перестрелку из-за камней…
– Бездельники! – вскричал Аммалат, взбрасывая на плечо ружье свое. – Как смели они шуметь без меня? Беги вперед, Сафир-Али, грози моим именем, убей первого ослушника.
– Я уже унимал их, – возразил Сафир-Али, – да меня никто не слушает, потому что нукеры Султан-Ахмет-хана поджигают их, говорят, что он советовал и велел бить русских.
– В самом деле мои нукеры это говорили? – спросил хан.
– Не только говорили, да и примером ободряли, – сказал Сафир-Али.
– В таком случае я очень ими доволен, – молвил Султан-Ахмет-хан, – это по-молодецки.
– Что ты сделал, хан? – вскричал с огорчением Аммалат.
– То, что бы тебе давно следовало делать. – Как оправдаюсь я перед русскими?!
– Свинцом
Дом по-татарски авъ; утах – значит палаты, а сарай – вообще здание. Гарам-Хане – женское отделение (от этого происходит русское слово хоромы). В смысле дворца употребляют иногда слово игарат. Русские все это смешивают в одно название – сакли, что по-черкесски значит дом. (Примеч. автора.)
Отец Аммалата был старший в семействе и потому настоящий наследник шамхальства; но русские, завладев Дагестаном и не надеясь на его доброхотство, отдали власть меньшему брату. (Примеч. автора.)
Игра слов, до которой азиатцы большие охотники: кызыль-гюлларь, собственно, значит розы, но хан намекает на кызыль – червонец. (Примеч. автора.)