Возвращение. Юлия Фирсанова
Дружок, у тебя что-нибудь болит? – ласково спросила сильфа.
– Пока нет, только чеш-шется-а-а все-о-о, – слабо трепеща крылышками, простонал Фаль. И так огромные глазищи с перепугу вытаращились неимоверно, будто сильф страдал самым сильным запором в своей жизни.
– Ага, – деловито установила я и, опираясь на список человеческих болезней моего мира, выдала: – Насколько мне известно, пятнышки по всему телу могут быть следствием краснухи, ветрянки или диатеза. Первые две болезни совершенно детские, не понимаю, где бы ты, хоть и юный по возрасту сильф, мог их подхватить, а вот диатез вполне вероятен…
– Я умру? – едва услыхав иностранное слово «диатез», жалобным тоном умирающего лебедя слабо вопросил Фаль, крылышки печально обвисли.
– Вообще-то нет, – улыбнулась я. – Даже лечить тебя не надо. Почешется немного и перестанет, ну еще недельку нельзя будет красных ягод кушать. Ты, дружок, вчера съел слишком много незнакомой пищи, я о конфетах, вот организм и воспротивился. Это всего лишь легкое проявление аллергии, помните, я вам об этом рассказывала.
– Было дело, – подтвердил Кейр.
– Но ведь мы все ели их поровну, чего же, тоже такими ходить будем? – озадачился взъерошенный с ночи Лакс и на всякий случай поискал на руках признаки начинающегося недуга.
– Ели все, но соотношение единицы продукта на единицу веса в случае нашего сильфа оказалось самым весомым, – возразила я, борясь с искушением процитировать кролика из мультфильма: «Фсе дело ф том, фто хто-то флифком много ефт».
Мужчины переглянулись, подавив вполне обоснованное желание дружно заржать во все горло, слишком уж жалким был вид очаровательного обжоры и большим их собственное облегчение. Несмотря на эгоизм и легкомыслие, Фаль не мог не нравиться. Его открытость и наивная чистота даже в худших чертах характера против воли вызывали симпатию и завоевывали сердца. Никто не рассердился на обаятельного малыша за раннюю побудку и поднятую панику.
Я усадила утешенного сильфа на плечо (для полного успокоения он продолжал цепляться за футболку, назначенную на роль ночной рубашки) и сладко зевнула:
– Ложиться досыпать, наверное, уже бесполезно. Будем вставать! Раньше тронемся в путь-дорогу дальнюю. Люблю бродяжничать и терпеть не могу зимы. Патологическая жажда новых впечатлений требует утоления. Может, у меня в роду тоже были балаганщики или перелетные птицы?
– Ты хоть выспалась? – озаботился Лакс, вылезая вслед за мной на свежий воздух, где уже или еще (вот ведь неугомонный народ лунатиков!) бродили балаганщики. То ли не ложились вовсе, то ли уже успели подняться. Кое-кто завтракал, как и наш знакомый дядюшка Каро, вместе с труппой сидевший у костерка рядом со своими фургонами и прихлебывавший из кружки горячий травяной настой. Дэлькор лежал рядом, но, завидев меня, моментально вскочил, чтобы получить свою порцию утренней ласки.
– Наверное. Во всяком случае, спалось просто замечательно. Молодцы балаганщики со своим праздником. Мужик под гитару так пел,