Иерусалим. Елена Крюкова
посветлело туманное небо, подернулось белесой, словно инистой дымкой, Вера повязала с кистями платок, белый как метель, усыпанный ткаными яркими розами, всунула ноги в зимние короткие сапожки, еще материнские – она много чего донашивала за матерью, – накинула на плечи старую дубленку с рыжим лисьим, долыса вытертым воротником и отправилась к старушке Расстегай. Чтобы к Расстегай попасть, надо было лишь дорогу перейти.
«Вот бы так и в Иерусалим этот попасть: раз, и в дамки. Нет, за ста землями он!»
Сдернула варежку и постучала. В руку зубами вцепился мороз. Костяшки пальцев заболели от стука.
Стучала смело – в окне у старушки Расстегай горел свет, она вставала ни свет ни заря и молилась.
Шарк-шарк – раздавались за дверью шаги.
– Кого Бог послал раненько?
Тонкий голос звучал весело и безбоязненно.
– Бабушка, открой! Это я, Вера.
– А, Верушка! Ранняя пташка!
Мгновенно распахнулась дверь.
– А ты что, бабушка, на ключ не запираешься?
– Однако только на крючок! Однако кому я нужна, старое базло!
Вера нашарила на полу голик и им отряхивала сапожки от снега. Старушка Расстегай умильно глядела на нее. Ее круглое раскосое лицо катилось на Веру, как с тарелки печеное яблочко.
– Да хватит, хватит! Обувку не сымай! Проходи! Каво явилася? Я-то щас помолюся – да в храм, к ранней обедне! А ты каво? Случилось чо?
– Нет, бабушка! – Спохватилась. – Да, бабушка. Я… за советом. И за помощью.
– Ах ты душечка! Да разве ж я молодым помочница! Это я тебя должна просить мне помочи! Ну ты давай… однако к столу… чайку… у меня чайник горячий… только накипятила…
Старушка Расстегай швыряла на стол, укрытый ветхой, в старых винных пятнах, скатеркой из буфета, похожего на ржавый танк, битые блюдца, щербатые чашки. Из заварочного чайника лилась, вилась темная струя. Вера понюхала чашку.
– Бабушка, у тебя, как всегда, на травах.
– Да, миленькая! Да, солнышко! А без трав-то мы куда! Да никуда! Это однако здоровье! А сахарок у меня скончился! Вон, в чаёк-то жимолось швыряй!
Перед Верой на столе, укрытом скатертью с аппликациями, стояла вазочка с темным, почти черным вареньем из жимолости. Длинные ягоды, похожие на длинный черный виноград, высовывались из густого сиропа, дразнили. Вера подцепила варенье ложкой и положила не в чай, а себе в рот.
– М-м-м-м… вкусно… сама варила, бабушка?
– Нет! Добрые люди принесли! добрые, вроде тебя!
– А я – добрая?
Вера спросила даже не ее – себя спросила.
И думала: «Добрая я или нет? Добрая или нет?»
– Ты-то? – Старушка Расстегай весело всплеснула короткими ручонками. – Еще какая добрая! Однако добрая, да! Вот мне одеяло подарила! И мне под им тепло!
Вера покосилась на топчан со свернутым в огромную колбасу стеганым одеялом.
– Я рада, бабушка, что греешься ты.
– А это