Мельбурн – Москва. Серия: Русские в Австралии. Галина Тер-Микаэлян
жить в Африку или родить внебрачного ребенка, но мое намерение стать детективом настолько выбило его из колеи, что он пошел против своего принципа невмешательства.
– Что ты, папочка, я не собираюсь отказываться от карьеры, просто… – я лихорадочно соображала, какой же достаточно веский и солидный аргумент можно привести в пользу моего решения, но с языка уже неслась несусветная чушь: – понимаешь, я думаю, что работа детектива материально может обеспечить меня гораздо лучше, чем работа специалиста по персоналу.
Папа с облегчением вздохнул.
– Что за ерунда, Наташенька, с чего ты это взяла? Высококвалифицированный менеджер по персоналу получает намного больше, чем самый хороший детектив. Да и неужели тебе приятно было бы зарабатывать деньги, выслеживая мошенников или неверных супругов – разве ты не знаешь, чем в наше время занимаются все детективные агентства? – неожиданно он вновь встревожился: – Радость моя, что случилось? Почему тебя вдруг стало беспокоить твое материальное положение? Неужели ты думаешь, я об этом не позаботился? После моей смерти у тебя будет стабильный доход от нашей недвижимости в Мельбурне и Сиднее, а также дивиденды. Ты можешь продать свою долю в компании и приобрести недвижимость за границей, но только обязательно посоветуйся с адвокатом. После выплаты всех налогов ты будешь получать весьма и весьма солидную сумму на личные расходы, я попрошу адвокатов прямо сейчас ввести тебя в курс дела, если ты так тревожишься.
И тут, в первый раз после консилиума медиков, навсегда расколовшего наш счастливый мир, я заплакала:
– Не нужно, папочка, пожалуйста, не нужно адвокатов! Не говори об этом!
Больше мы к обсуждению моих «детективных» проектов не возвращались – возможно, папа счел это минутным заблуждением, которое забудется тем быстрей, чем меньше о нем говорить. Он держался до последнего, пока оставались силы. Занимался делами, проводил время с друзьями, возился на кухне, готовя свое коронное блюдо – сладкий плов с кишмишом. Болей у него не было, и это счастье, потому что иначе ему пришлось бы отправиться в хоспис, он просто слабел, и в начале июня почти уже не вставал с постели. Когда в зале Элизабет Мёрдок давал концерт квартет Габриеля Форе, в котором Вилма Смит играла партию скрипки, папа спросил:
– Ты не хочешь послушать, доченька? Я-то, конечно, сейчас сильно обленился, но могла бы пригласить подруг – Грэйси, например.
– Папочка, зачем ты… – договорить мне не хватило сил, но выражение лица, наверное, стало таким, что папа, ласково коснувшись моей руки, тихо извинился:
– Прости, родная.
За день до смерти ему неожиданно стало лучше, он попросил меня отпереть внутренний потайной ящик письменного стола и принести фотоальбом в потертом плюшевом переплете. Встав у изголовья кровати, я молча смотрела, как дрожащие от слабости пальцы папы с трудом переворачивали плотные страницы. Копии большинства снимков,