Умри вовремя. Валерий Васильевич Шестаков
ветерок, врываясь через опущенное стекло, приносил запахи травы и цветов. Все окружающее стало за прошедший месяц привычным и близким, и мысль о том, что где-то в этот самый момент могло быть иначе, не зелено и не тепло, не укладывалась в сознании Поля. Он с удивлением отметил, что его не трогают слухи о гибели государств. В конце концов, на материке, после смерти тети, заменившей ему мать, у него не осталось в живых ни одного близкого человека. Друзей он не имел по причине излишней стеснительности и замкнутости. Чего же жалеть равнодушное к нему человечество? Но скорее всего это оттого, что он уверен: все измышления новоявленного Президента – бред. Целые страны не могли погибнуть. Гэмфри совершенно прав!
Город только просыпался. На улицах было пустынно, только у самого дворца стояло несколько танков и грузовиков, возле которых слонялись сонные солдаты. Но на парковке уже стояли легковые автомобили.
Ночью во дворце, очевидно, был бой. Несколько окон зияли разбитыми стеклами. На серых от въевшейся пыли облицованных пиленым известняком стенах белели, как оспины на загоревшем лице, свежие выбоины от пуль.
У входа в здание за кучей мешков с песком, уложенных полукругом, прибытие специалистов зарегистрировал, записав их имена и специальности, небритый офицер с воспаленными глазами, прежде долго выяснявший необходимость их пребывания во дворце.
В обширном фойе перед дверью зала Государственного Совета, куда их провел солдат-посыльный, уже находилось около двадцати человек, и с каждой минутой подходили новые люди. У светлеющих окон стояли обвешанные оружием солдаты. От запаха сгоревшего пороха свербело в носу. А еще в здании, уверен был Поль, спрятали айсберг. Через некоторое время от холода волоски на его руках встали дыбом. Впервые костюм, который он был вынужден носить постоянно как официальное лицо, оказался к месту. Во Франции при подобной температуре в комнатах зимой начинали топить, здесь же кичились избыточным кондиционерным холодом.
Гэмфри, успевший поработать на острове много лет и добровольно взявший на себя функции гида, заочно знакомил Поля с прибывающими, указывая на них глазами. Иногда он ненадолго отходил, чтобы поздороваться, перекинуться несколькими фразами. Ирвин, погруженный в свои мысли, заложив руки за спину, циркулем длинных ног мерил мавзолейный мрамор фойе, сухо кивая знакомым.
Порывистые движения, лихорадочно блестящие глаза и излишне бодрые приветствия собравшихся напомнили Полю студентов, толпящихся перед экзаменационными дверьми. Вскоре дежурный офицер стал громко выкрикивать фамилии, сверяя их с принесенным с собою списком. Отозвавшиеся боязливо протискивались в открывшиеся двери зала.
Когда специалисты вошли, в зале уже находились несколько десятков офицеров, занимавших левый сектор кресел. Очевидно, их впустили через другую дверь, так как в фойе военных не было. Правый сектор кресел занимали чиновники бывшего правительства, насколько можно было судить из бормотания