Тайник на Эльбе. Александр Насибов
он подлежит расстрелу.
Хоманн благополучно переполз минное поле, прикрывавшее позиции германских войск, и теперь двигался по «ничьей» земле. Была ночь. Со стороны немцев то и дело взвивались в небо осветительные ракеты, заливая землю холодным голубоватым светом. Он был таким ярким, что проникал в каждую выбоинку и щель. Повисев в воздухе, ракеты устремлялись вниз, и тогда от деревьев и камней бежали резкие черные тени.
При каждой вспышке Хоманн распластывался на земле и ждал спасительной темноты, чтобы, изо всех сил работая коленями и локтями, продвинуться еще на десяток метров. Было морозно, но он не чувствовал холода. От его спины валил пар, с висков стекали струйки пота, заливая глаза и мешая глядеть. Хоманн продавил ладонью ледок во встретившейся на пути луже, поранил пальцы, но не заметил и этого. Он думал лишь об одном – быстрее миновать открытый и насквозь простреливаемый участок.
Впереди послышался шорох. Хоманн замер. Шорох повторился. На бугре мелькнула тень, за ней – другая, третья.
Хоманн тяжело задышал.
– Геноссе! – позвал он хриплым шепотом.
Тени перестали двигаться, шорох оборвался. Потом послышался металлический щелчок – будто взвели курок.
Мозг перебежчика лихорадочно работал. Сейчас, если он ничего не предпримет, наступит конец. Русские разведчики, – а в том, что это именно они, Хоманн не сомневался – вот-вот прошьют его автоматной очередью или угостят ударом ножа. Неужели же придется погибнуть, когда цель так близка? Скорее сделать что-то такое, что остановило бы советских разведчиков! Но – что?
Всё решали секунды. И Хоманн вдруг запел «Интернационал». Он пел, торопясь и волнуясь, с трудом переводя дыхание, захлебываясь и нещадно фальшивя, так что мелодию едва можно было узнать.
Прошло с полминуты. Он оборвал пение, прислушался.
– Ком хер! – негромко сказали из-за бугра. И добавили: – Хенде хох!
– Яволь, яволь, – торопливо зашептал ефрейтор. – Их комме!
Он отбросил в сторону автомат, двинулся вперед. Вот и бугор. Теперь Хоманн видел тех, к кому полз. Их было трое, в пятнистых халатах. Перебежчик уперся грудью в землю и попытался поднять вверх руки с растопыренными пальцами. Люди в халатах метнулись к нему.
…Через час старший тройки разведчиков докладывал о перебежчике своему командиру.
– Говорите, окликнул вас? – переспросил офицер, делая запись в блокноте.
– Первым окликнул, товарищ старший лейтенант!
– И – «Интернационал»?
– Пел, товарищ старший лейтенант. Поет, а сам, чувствую, дрожит.
– Тут задрожишь, – офицер усмехнулся. Хоманна ввели в землянку. Остановившись у двери, он вскинул голову, изо всех сил стукнул каблуками.
– Не хватает только «Хайль Гитлер»! – пробурчал старший лейтенант. – Кто вы? – спросил он по-немецки.
Хоманн назвал себя, сообщил номер полка и дивизии, где проходил службу.
– Так, – лениво сказал офицер. – А зачем пожаловали?
У