Манюня пишет фантастичЫскЫй роман. Наринэ Абгарян
теплолюбивым созданием и отчаянно ненавидел зиму. Если 22 июня люди радовались самому длинному дню в году, то он ходил мрачнее тучи и бурчал:
– День пошел на убыль, скоро холода.
С наступлением осени он ежедневно оповещал наше семейство, на сколько минут сократился световой день.
– Солнце взошло в шесть часов пятнадцать минут, а зайдет в двадцать сорок семь, – замогильным голосом говорил он. – Минус семь минут!
Мы скорбно кивали в ответ. Наши постные мины утешали отца, но ненадолго. Через некоторое время он опять принимался жаловаться на неминуемое наступление холодов.
Вот и сейчас папа остервенело листал журнал по медицине и, периодически выглядывая в окно, вздыхал:
– Завтра уже зима!
Мы с Каринкой в спешном порядке доделывали уроки. Времени было в обрез – к пяти часам надо было успеть вскарабкаться на крышу гаража сорок второй квартиры, откуда двор просматривался как на ладони. Дело в том, что в четвертом подъезде сегодня играли свадьбу – тетя Эля женила своего единственного сына Григора. И нам очень хотелось увидеть, как свадебный кортеж въезжает во двор.
– Нарка, – минут десять назад предупредила меня по телефону Манюня, – остались две задачи по математике. Доделываю и бегу к вам, без меня во двор не выходите.
– Не выйдем, ждем, – заверила я и помчалась в кабинет.
– Манька скоро будет, – зашептала я сестре.
– Пятью семь… пятью семь… двадцать восемь! – зачастила Каринка. – Нет, тридцать пять. Да что же это такое, – воскликнула она, – какой идиот придумал таблицу умножения?
– Тот же идиот, который зиму придумал, – не растерялся папа.
Мама сидела в кресле и, натянув на лампочку носочек Гаянэ, штопала пятку.
– Юра, посмотри, какой день погожий, при чем здесь зима? – не вытерпела она.
– Женщины, что с вас взять! Вы не умеете видеть в перспективе, радуетесь только сегодняшнему дню, а мы, истинные мужчины, вглядываемся в дали!
– На пути в эти дали зацепи мужскими очами балконные перила. Видишь, как они облезли? А ты ведь обещал покрасить их! – не растерялась мама.
Папа поперхнулся от возмущения:
– Не было такого!
– Ты бы при девочках постеснялся врать!
– Дети, – обернулся к нам папа, – я когда-нибудь обещал вашей матери покрасить балконные перила?
Мы с Каринкой переглянулись.
– Пятью восемь, – зачастила Каринка, – пятьюююююю восемь…
– Сорок! – рявкнула я.
Никому из нас не хотелось отвечать папе, чтобы не обижать его. Потому что мама была права, он действительно обещал покрасить балконные перила.
– Я, кажется, вам вопрос задал, – рассердился отец.
– А это считается, когда пьяный человек что-то говорит? – заюлила Каринка.
Папа заволновался. Видно было, что он смутно стал что-то припоминать. Но сдаваться не собирался.
– Считается, – пророкотал он, – только я не понимаю, при чем здесь пьяные. Вы хоть раз меня пьяным видели?
– Ха-ха-хааааа, –