Зубы настежь. Юрий Никитин
в другой мир, другие измерения… Но есть и колдуны, что нарочито вытягивают определенных людей из вашей эпохи.
– Каких людей?
– Определенных, – повторил Витим со странной ноткой в голосе, которую я не смог сразу понять. – Сперва косяком шли ветераны корейской войны. Американцы, естественно. Потом хлынули герои вьетнамской войны. Ну, те самые, которым после войны делать стало нечего. Как водится, разочарованные во всем, зато умеющие владеть всеми видами оружия, обученные выживанию… Ну, понятно. Потом что-то произошло в другом месте, как саранча хлынули так называемые «афганцы». Наконец появились и совсем новые, прямо с чеченской…
Я обвел мутным взором стол, оба жрут что-то вяло, интеллигентность не позволяет хапать как все люди, поинтересовался грозно:
– А зачем нас вызывают?
Большая Чаша удивился:
– Конечно же, для свершения подвигов!
– Каких?
– Героических, естественно. Которых здесь никто и никогда… Судьбы трех миров повиснут на лезвии твоего меча! А также королевств, царств, империй, Добра и Зла, а то и всей Вселенной. Надо будет, естественно, пройти через земли, где уже царствует Зло, потом через земли, где оно давно царствует, а потом что-то добыть и вынести из земель, где Зло вовсе родилось и где каждый камешек – Зло.
Он почесал в затылке. Большеног, у которого лба вовсе не видать, а красные вывернутые ноздри на полморды, пробормотал:
– В старых записях говорится о герое, который гораздо раньше этих… корейцев, вьетнамцев, афганцев. Он и протоптал сюда дорогу!.. Отважный был мерзавец.
– Это знаменитый Сухов? – спросил почтительно бородач. – Тьфу, Гусев?
Большеног жутко раздвинул пасть в улыбке, не приведи небо увидеть, как это чудовище смеется, так улыбаются давним и не совсем приличным воспоминаниям:
– Да. Товарищ Гусев! Это он после окончания гражданской войны… была в том мире такая, не мог найти себе дела в мирной жизни, заскучал, пытался то завоевывать королевство Афганистан, то освобождал Индию, а потом явился сюда… Переворот устроил, революцией называл, массу кровавых непотребств… э-э… побоищ учинил… Ну, он в них как рыба в воде, напереворотил и улетел, а нам после такого скучающего героя пришлось расхлебывать до-о-до-о-лго… И все же был настоящий герой! Как сейчас вижу его лицо в оспинах, слышу зовущий в бой голос… Он еще, помню, мать какую-то поминал! Видать, сильное заклятие, раз ему помогало. Знатоки говорят, что призывал Мать-сыру землю. Это потом косяком пошли стада бледных… несмотря на все их мускулы, и героями-то язык не поворачивается… не осталось ни облика, ни имени! А то был герой… Ах да, о чем мы?
Витим нахнюпился над кружкой, хмурый и ненастный, внезапно брякнул:
– А иногда сдается мне… ну вот так берет и сдается… как туз из колоды… что забрасывают их сюда с оч-ч-ч-ч-ч-ченно далекой целью.
– Какой? – спросил Большеног.
– Не знаю, – ответил Витим, бычась. – Но чую!.. Я ж не логик тебе какой, у артистических натур чуйства главнее!.. И вот эти чуйства