Зубы настежь. Юрий Никитин
из раненого пальцы, стекала по кисти к самому локтю, а когда я попытался смахнуть со лба пот, попала и в глаза, и тогда я пер сквозь кровавую завесу, что становилась то гуще, то розовела, когда я смахивал ладонью. Всю кисть руки щемило, ноги отяжелели, а в груди пекло и хрипело.
Кусты трещали, впереди мелькнуло белое. Я несся, слыша только свое хриплое дыхание, внезапно из кустов на дорогу высунулось нечто сверкающее, наглое, без единой пылинки, в отполированной поверхности отражалось синее небо, а солнечный зайчик снизу ударил под веки с такой силой, что я сослепу треснулся коленом так, что хрустнула чашечка. Я взвыл и попер, на ощупь огибая это чертово трехногое чудо, которое в моем мире больше знают под названием «королевский».
Кусты пошли вверх, косогор, мне навстречу сыпались комья сухой земли, стучали в лоб. Слышался медный звон, негромкий, но почти не умолкающий, я озлился, хватался свободной рукой за ветви, ноздри уже раздувались от близости воды, а когда увидел это озерко, наполовину затянутое зеленой ряской, застонал от желания окунуться с головой: рана щемила, будто густо намазали аджикой.
Брызги взлетели теплые и зловонные. С широких мясистых листьев шумно прыгали толстые жабы. Вода закачалась, я с неимоверным облегчением выпустил рыбину.
Она ушла под воду как камень, воздух из плавательного пузыря истратился на разговоры, а нового не скоро нацедит через больные жабры. Брызги намочили меня до головы, на ушах повисла тина. Со стороны я был похож на водяного, но рана неожиданно перестала сводить с ума, боль затихла.
Я с благодарностью подумал, что даже затхлая вода лучше моего соленого пота. Опустил руку, чувствуя прохладу и освобождение от боли. Правда, когда вытащил, снова заныло, хоть и не так сильно, пришлось держать в этой темной жидкости, но вода не холодная, могу простоять долго…
На берегу затрещали кусты. Конь проломился по моим следам, фыркнул, взмахнул уздой. Я сказал стонуще:
– Тебе что, копытный! А у меня палец рассекло до кости. Почти до кости.
ГЛАВА 12
В сапоги забралось что-то скользкое, мерзкое. Гадость тут же начала подрываться под подошву, я поспешно перенес тяжесть на другую стопу, страшась придавить, а то и вовсе раздавить, но почти сразу через голенище скользнуло что-то еще болотное, только покрупнее.
Я терпел, вода бурлила вокруг моей руки, я промывал рану и одновременно распугивал болотных тварей, что уже явно присматривались к моим мускулистым ляжкам героя. В зарослях осоки зашелестело. Стебли колыхнулись, словно вдоль подводных частей стебля прошел кабан, почесывая о них спину. Нечто приближалось под водой в мою сторону!
Устрашенный, я попятился, задом выбрался на берег. Может быть, зверь там не крупнее выдры, но как человек с легкостью может дать в зубы равному себе по росту, но бежит от разъяренной кошки, так и я страшился всего болотного, скрытого в мутной воде, копающегося в иле, скользкого и липкого, потаенного, древнего.
Вода била мутными струями из прохудившихся, а то и прокушенных сапог. Я кое-как взобрался в седло