Твое имя. Анна Сергеевна Платунова
лет ее напарнику. С этой бородой и густыми волосами он казался таким взрослым, почти старым.
Тут Бьярн поднял на нее серые с коричневыми крапинками глаза, и Мара поняла, что он еще очень молод. Едва ли намного старше ее самой. Ему в глаза она обычно старалась не смотреть, как и вообще в лицо, – ни к чему это. А вот сейчас не успела отвернуться и разглядела.
– Ты что, птаха? – спросил он и улыбнулся.
Мара зажмурилась. Вот сейчас надо сказать. И всем сразу станет хорошо. Он, может, и сам давно хочет уйти, да только держит слово, данное ей.
– Бьярн… Что-то не заладилось у нас дело в этом году. Сам видишь – денег едва хватит на ближайшую неделю. Разделим их честно пополам и…
– И? – удивился Бьярн, в его голосе смешались удивление и что-то похожее на раскат приближающейся грозы. – Это ты о чем, птаха?
Мара вздохнула.
– Я освобождаю тебя от слова. Ты один гораздо больше заработаешь сейчас. Я еще… В общем, плохой из меня пока напарник.
Она не поднимала головы, когда объясняла. На самом деле ей было страшно. Одно дело – мысленно все проговорить, решить, отпустить. Представить, как завтра, дойдя до Тракта, они разойдутся в разные стороны. И совсем другое – ждать сейчас его ответа. Он помолчит ради приличия, а потом, конечно, согласится.
Бьярн действительно молчал. И молчание это уже переходило все разумные пределы. Мара быстро взглянула на него исподлобья. Лицо у напарника застыло, скулы напряглись. Мара не могла понять, что это значит. Злится? Но за что? Ведь она делает это ради него.
– А Эрл? – спросил Бьярн, и ни слова о решении Мары насчет него.
Вот как. Значит, согласен. Сердце Мары стукнуло как-то неровно, словно споткнулось обо что-то.
Сбиваясь, она рассказала о том, что мальчика заберет себе семья Вендима. Они добрые люди, Эрлу здесь будет хорошо. Никто и никогда не разыщет его здесь.
Бьярн снова долго молчал. Только ложку, которой он до этого помешивал взвар, сжимал в руке все крепче, так что она смялась, словно оловянная. Мара отодвинулась на край скамейки, готовая, в случае чего, вскочить и бежать. Он пугал ее.
«Нет. Это же Бьярн. Он не сделает мне ничего плохого…»
Мара встала и сделала шаг к двери. Лицо Бьярна исказилось, будто он получил пощечину. Только сейчас он увидел, что сделал с ложкой, и со звоном кинул ее в чашку.
– Мара!
Едва ли он хотел кричать, но его сильный голос даже от малейшего повышения тона превращался в колокольный набат.
Мара прижалась к стене, закрываясь руками, не вполне осознавая, что делает, и думая только о том, что на столе рядом с хлебом лежит нож. Кухонный нож. Он не слишком острый, но ничего, пойдет и такой.
По лицу Бьярна одно за другим скользнули непонимание, обида и раскаяние.
– Мара, ну что ты… Это же я… Это я, птаха…
Он протянул к ней руки, как показывают открытые ладони диким животным, убеждая, что не причинят им вреда. Мара прерывисто дышала, следя за ним испуганными глазами.
– Пожалуйста,