Харли Квинн. Безумная любовь. Пэт Кэдиган
вместе. Папочка попросил ее позаботиться о его страусе. Сам он, дескать, пропадает на работе, и ему не хочется, чтобы Оззи заскучал. Ей очень понравилось, что папа сразу придумал страусу имя.
Когда они проходили мимо американских горок, он внезапно остановился и, указав на сложное переплетение поддерживающих балок, сказал, что решетка отбрасывает удивительную сетчатую тень: если встать в самой серёдке и не двигаться, никто из прохожих тебя не увидит.
– Но тебе никогда не придется там прятаться. На Кони-Айленд абсолютно безопасно, – добавил он, и они пошли дальше.
Держа его за руку, Харлин кивнула и еще раз оглянулась на решетку аттракциона.
Приближался вечер. Яркий солнечный свет угасал, и папа вот-вот должен был объявить, что им пора возвращаться, но вместо этого они направились смотреть разные шоу. Там была женщина, сидевшая на электрическом троне. Сквозь него проходил ток в тысячу вольт, но дама совершенно ничего не чувствовала, хотя и зажгла фонарик, прикоснувшись к нему языком.
Женщина-змея закручивалась в такие кольца, что Харлин побоялась на нее смотреть. Никто, даже ее учительница гимнастики, не смог бы похвастаться подобной гибкостью. Еще там был человек, который забил гвоздь себе в щеку, и у него даже не полилась кровь.
Они вернулись к павильону с аттракционами и еще раз пять скатились с большой горки. В конце Харлин уже совсем не боялась и только хохотала от восторга, когда они с папой усаживались на маленький коврик и летели вниз по длинному желобу.
По пути из павильона они случайно отворили какую-то дверку, думая, что за ней выход, и попали в тесную каморку, грязную и душную. По всему полу стояли банки с краской и лаками, словно рабочие нарочно расставили их так, чтобы кто-нибудь споткнулся. У стены стояли листы фанеры, а рядом теснились бутыли со столярным клеем и валялись куски синего мела. На двух козлах для пилки дров лежал большой кусок фанеры с электрической пилой поверх него.
В сухом воздухе сильно пахло опилками, свежей краской, растворителем и еще чем-то резким, химическим, вроде резинового клея. Харлин слегка затошнило.
– Плохое место, – недовольно буркнула она.
– Нет, просто мастерская, – поправил отец. – Кто-то же должен делать все эти смешные штуки.
Они покинули комнату, и он закрыл за ними дверь. Харлин подняла на него взгляд:
– Похоже, делать веселые вещи не очень-то весело.
– Это ты сейчас здорово сказала, – усмехнулся папа.
Харлин потащила его прочь от двери. Она все еще ощущала ужасный химический запах, и ей хотелось вдохнуть свежего воздуха. Из парка они вышли в темноте.
Харлин почувствовала тревогу и возбуждение. Было так поздно! Мамочка всегда говорила, что когда на улицах зажигаются фонари, пора бежать домой. Будь на месте отца мама, она бы уже давно искупала Харлин и надела на нее пижаму.
Но папа никуда не торопился. Вместо того чтобы пойти домой, он предложил заглянуть куда-нибудь поесть. «Настоящей еды», –