Призрачная нога. Тихон Стрелков
отвес, вдоль которого они поднимались. После очередного глухого удара, сопровождавшегося руганью, Смолл зашевелился, приоткрыл глаза и чихнул. Мягкая и теплая шерсть оленя превосходно заменяла матрас. Смолл не сразу понял, где находится, потянулся, широко зевнул. Мужики захохотали. Чужой смех привел в чувства лучше любой пощечины. Вечный Пион. Крики. Прыжок. Туман. Люди с белыми глазами. Два типа в капюшонах… Воспоминания лавиной обрушились на Смолла. Страх сковал грудь. Взгляд заметался по сторонам, как мышь, забравшаяся в сундук с гладкими стенками. Смолл схватился руками за сеть и попытался встать, но уперся макушкой в жесткую бечевку.
– Где я? ― крикнул он и заметил, что они скользят вдоль огромной каменной стены. Снизу, на доступные человеческому глазу дали тянулся плотный туман, и разглядеть что-либо за ним не получалось. ― Уа-а! Что за… ― Никогда в жизни он не находился так высоко над землей. Десять Вечных цветков… Нет, одиннадцать. И они продолжали ползти ввысь.
– Ты на трупе туманного оленя, ― хохотнул кто-то сзади.
Смолл резко обернулся. Мужик с жидким светлым хвостом охотно демонстрировал щербины на передних зубах.
– Ты так сладко спал, ― шепелявя, сказал он, ― что не посмели тебя будить. Похрапываешь, дышишь, прям, как пердят девки, а еще поглаживаешь брюхо рогатого. Я все ждал, когда ты ухватишься за другой его рог, тот, что пониже.
– Не ты один…
– Лохматый должен был дергануть разок…
– А если бы он его поцеловал…
Мужики снова расхохотались.
Смолл посмотрел под ноги, вскинул брови. Он и не знал, что такие твари водятся в фондорийских лесах. Не меньше хищника, с рогами в форме Древа ― до полного сходства им не хватало листьев и мелких веточек ― и с крупными, как кулаки подростка, белыми глазами. Чтобы они не собирались с оленем делать, думал Смолл, на их месте есть зверюгу он бы не стал.
А нелепые остроты продолжали осыпать уши Смолла. Мужики соревновались в глупости и извращенности. Один пошутил про бесконечно открытый задний проход, другой сравнил ветвистые рога с членом, третий с особенным драматизмом сообщил, что у бедного оленя уже никогда не встанет.
От хохота тряслась сеть, от хохота трещала голова у Смолла. Когда один из мужиков, главный весельчак, предложил ему «по-братски подержать оленю», Смолл нахмурился, но мгновение спустя бросился вперед. Он узнал голос.
– Это ты, падла! ― воскликнул Смолл. ― Зачем ты меня ударил?
Он ясно помнил, как, убегая от белоглазых людей, перемахнул через кустарник и вывалился на тропинку, собираясь предупредить бедолаг о приближающейся опасности. Но бедолаги и рта не дали ему открыть: сразу в подбородок.
– Джордж обознался, ― вступился за Джорджа товарищ ― костлявый и с густыми, как мох, бакенбардами. ― Ты вылетел на нас и давай орать. Он трухнул и…
– Ничего я не… ― начал покрасневший Джордж.
– Трухнул он, не слушай его, туман любого вынудит. Поспешил, подумал туманный.
– «Туманный»?