Белокурый. Король холмов. Илона Якимова
не поскупился на то, чтоб приветить своих гостей – пиршественные столы занимали оба холла замка, зал для лордов и ближних, и зал для кинсменов помянутых лордов, и столы стояли на берегу Хермитейдж-уотер, под открытым небом, под первыми звездами в летнем небе Приграничья. Кто не был сыт – был пьян, и наоборот, однако, сытых и пьяных одновременно было больше всего. Пол, устланный тростником, был также покрыт уже и объедками, и телами павших в сражении с добрым виски. Тот, кто не храпел – братался с соседом, но дружба эта не проживет дольше похмелья. А с кухонь все наплывали и наплывали новые блюда, кувшины эля, огромные свежие хлеба… Над головами усталых, объевшихся, хмельных гостей в холле для лордов плыли первые звуки музыки – флейты, волынки и барабаны, и еще нежный подголосок фиддлов. Кто еще мог стоять на ногах, горели желанием растрясти еду перед вторым заходом обжорства и пьянства. Белокурый скучающим взором окинул зал, обратился направо:
– А танцевать мне тоже не положено, дядя Болтон?
Старший родич оторвался от крупной говяжьей кости, которую выловил из рагу – лорд Болтон был на редкость трезв, прекрасно понимая, что у него впереди еще бессонная ночь, и брал свое едой. Волокна мяса застревали в его густой бороде, лоснящейся от жира, и кое-где свисали с усов, хотя он деликатно утирал рот полотенцем, лежащим на коленях. Вот потому, отвлеченно заметил про себя Патрик, и следует бриться начисто, по примеру епископа Брихина и самого Цезаря… и потер шершавящийся подбородок.
– Это уж как твоя графская светлость изволит, – отвечал Болтон, проглотив кусок, препятствовавший разговору. – Но даму выбирай с умом, Патрик. Тут четыре фамилии кровников, которые только из уважения к твоему титулу и своре Хермитейджа попрятали ножи на двое суток. Если ты выберешь девицу Скотт – не поймут Керры, хотя Фернихёрст с Бранксхольмом, в отличие от Кессфорда, пока что не на крови. Если ты выберешь одну из Максвеллов – лохвудские Джонстоны тебе это потом припомнят, хоть и сидит их тут только два десятка соглядатаев, не больше… да и все остальные за своих дочерей порвут горло. И почти каждая из девиц, кого ты позовешь в пару, решит, что ты ее зовешь и в постель… и замуж. Оно тебе надо, сейчас жениться?
– Ничего себе, – хмыкнул Белокурый. – Да у вас тут посложней, чем при дворе, как я погляжу.
И он спустился с помоста, направляясь к столам, стоящим по правую руку от хозяйского, все-таки туда, где обосновались Максвеллы, неторопливо прошел несколько шагов, прекрасный, равнодушный к похвале и хуле, к восторгу и поношению, в этом своем темно-кровавом бархате, переливающемся золотым отсветом при движении – словно внутренний огонь Белокурого пробивался изнутри, из души, на поверхность платья – и все с той же мягкой, сдержанной грацией сильного парня, воина и наездника, затем остановился, почти не глядя, протянул открытую ладонь в пространство… волынки уже начинали его любимую тему хорнпайпа, но для парадного случая ничего, лучше паваны, пока не придумано.
Патрик