Нерождённая. Виктор Подъельных
их тросом, чтобы не распались. Причал готов, можно черпать воду с глубины, где нет водорослей. Я ношу воду в баню, наливаю доверху чугунный котёл и бочку. Потом открываю вытяжку в стене и затапливаю печь. Дым тыкается в углы, как слепой котёнок, случайно находит выход и радостно вылетает наружу. Пора заняться огородом. Беру лопату, ведро с золой и ящик с проросшим картофелем. Участок земли уже успел зарасти сорняками, которые смотрят с недоумением, словно спрашивают: «Мы здесь лишние?». Земля отдохнула за зиму и легко поддаётся копке, уже через полчаса участок готов. Выкапываю небольшие ямки, бросаю туда горсть золы и, будто курицу на гнездо, усаживаю в середину картошку. Затем зарываю и делаю следующий ряд. Это занятие занимает у меня полчаса. Иду к бане и подкидываю пару поленьев. Вода уже тёплая, но камелёнка ещё не нагрелась. Какая баня без парилки! Особенно здесь, в деревне, да ещё на берегу реки. «В какой день паришься – в тот день не старишься», – вспоминаю я пословицу и замачиваю веник в ведре. Мне нравится баня по-чёрному. Стены её прокоптились настолько, словно они срублены из чёрного дерева. Пар в такой бане намного ядрёнее, тело прогревается лучше, значит и пользы больше. Как тут не вспомнить Высоцкого: «В бане стены закопчённые кропи. Слышишь? Баньку мне по-черному топи!»
Пока топится баня, выношу на солнце одеяла и подушки, раскладываю и развешиваю их, где только можно. Тесть отдохнул и выглядит бодрым, он проверяет сети. Одни аккуратно складывает в пластмассовый ящик, другие – развешивает на стене дома. Вдруг откуда-то прилетает голубь, садится поблизости и любопытно вертит головой, поглядывая на нас. Голуби здесь редкость, они селятся рядом с людьми, заброшенные деревни их не привлекают. Снова вспоминаю бабушку, а вдруг это она прилетела посмотреть на нас? Бабушка часто гостила в этой деревне, ходила за ягодами в лес, пекла пироги, пела песни… Я иду в дом и нахожу горсть гречневой крупы, потом разбрасываю её по траве. Голубь начинает торопливо клевать гречку, видно, что он сильно проголодался. Насытившись, неожиданно взлетает как-то наискосок и попадает в сеть. Тесть чертыхнулся и стал аккуратно выпутывать птицу, а она дёргалась в нетерпении и запутывалась ещё сильнее. Я прижимаю голубю крылья, пока тесть освобождает лапки, и чувствую, как быстро стучит маленькое сердце. Наконец, голубь свободен. Я подкидываю его вверх, и он улетает в сторону леса.
– А ведь это голубка, – замечает тесть, и я снова думаю о бабушке. Становится ясно, что она мне хотела сказать: «Боль была очень сильной, сковала тело, нельзя было даже пошевелиться. Единственный способ освободиться от этой боли – смерть. Смерть была во благо».
Сети готовы, мы собрались поставить их за островом, недалеко от деревни. Тесть садится за мотор, и через пять минут мы на месте. Я берусь за вёсла. Тесть с размаху втыкает в илистое дно реки приготовленный заранее кол с привязанным к нему концом сети, а я гребу к противоположному