Doloroso. Вероника Долина
людьми.
Просыпайся скорее, милый!
Поиграй с моими детьми.
ЭХО
I
Я хотела бы, знаешь ли,
Подарить тебе шарф.
Было время, цепочку на шею дарила.
А шарф – нечто вроде зелья из тайных трав,
Зелья, которого я никогда не варила.
Длинный, легкий,
Каких-то неслыханных нежных тонов,
Мною купленный где-то в проулках бездонного ГУМа.
Не проникая в тебя, не колебля твоих никаких основ,
Он улегся бы у тебя на плечах, как пума.
Он обнимет тебя за шею,
Как я тебя не обнимала,
Он прильнет к твоему подбородку —
Тебе бы так это пошло!
А я – уже не сумею.
А раньше я не понимала,
Что – никаких цепочек,
А только тепло, тепло...
II
И еще – очень долго казалось,
Что нет никого меня меньше.
И все свои юные годы
Я жила, свою щуплость кляня.
Нет, правда, вот и моя мама,
И большинство прочих женщин
Были гораздо больше,
Гораздо больше меня.
И теперь я, наверное, вздрогну,
Когда детское чье-то запястье,
Обтянутое перчаткой,
В троллейбусе разгляжу.
Эта женщина – много тоньше.
Эта женщина много моложе.
И потом – она еще едет,
А я уже выхожу.
III
Будешь ей теперь пальчики все целовать.
Выцеловывать ушко, едва продвигаясь к виску.
Будешь курточку ей подавать,
Помогать зимовать...
И по белому снегу за нею,
И по черному, с блесткой, песку...
А со мною все кончено – и хорошо, хорошо, хорошо.
И никто никого, я клянусь тебе, так и не бросил.
Дождь прошел, снег прошел, год прошел – да, прошел!
Ей теперь говори: «Твой пушкинский профиль,
твой пушкинский профиль…»
* * *
Не то чтоб вся интрига
Была как солнечный зайчик.
Скорее, в общем-то, все-таки
Даже наоборот.
Но ты-то точно был,
Я помню, солнечный мальчик.
И эти мягкие волосы,
И детский рот…
Теперь не то, не то!
И ты глядишь упрямо,
И невзначай обходишь меня стороной
А я такая гранд-дама, я стою себе прямо,
И затылком вижу тебя, и спиной.
И тут-то вспомнилось вдруг,
Быть может и по-дурацки,
Какой сиротский
Придумала я тайник.
Ты смотришь странно, холодно,
Совсем не по-братски.
И исчезаешь внезапно
Так же как и возник.
* * *
И, пытаясь в себе заглушить
Нарастающий гул камнепада,
Говорю себе: надобно жить,
На краю этой трещины – надо.
Эти злые, кривые края
Прорывают, ты видишь, бумагу.
Эта трещина, милый, моя.
И не двигайся, дальше ни шагу.
И, по гладкому камню скребя
И