Небо без звезд. Джессика Броуди
стыда загорелись щеки. Она повернулась спиной к женщине с ребенком, чтобы сбежать, найти обходной путь к своему купе, – лишь бы не проходить мимо них. Но ноги отказывались ей повиноваться. Как будто парализатор от плеча ушел вниз и засел теперь в пятках.
– Муж у меня работает на картофельной ферме, – хлюпала носом женщина. – Он хорошо зарабатывал, но поранился. А моих фабричных жетонов не хватает.
Кусок хлеба потяжелел в руке Шатин. Она уставилась на лепешку, которую украла.
Да, украла.
Потому что тоже изголодалась.
Потому что эта женщина – живое доказательство: играя по правилам, все равно останешься голодным.
А младенец никак не умолкал.
Чуть не взвыв от бессильной досады, Шатин развернулась и направилась к матери с ребенком. Она не остановилась возле них, а просто швырнула женщине кусок капустной лепешки и пошла дальше.
За спиной ее раздавались восклицания:
– Oh, merci! Merci, ma chère![7] Тебя нам Солнца послали!
Но Шатин не останавливалась. Она даже ускорила шаг, а потом перешла на бег. Голодные вопли младенца преследовали ее по коридору, гнались за ней, слишком живо напоминая прошлое, от которого она убегала целых двенадцать лет.
Она остановилась только у двери своего купе. Девушка запыхалась, и в животе у нее снова бурчало.
Шатин и сама не верила, что сделала то, что сделала.
Та лепешка кормила бы ее не один день. А она ее отдала, будто еда была лишней. Будто у нее было хоть что-то лишнее.
Шатин тряхнула левой рукой: пальцы уже гудели, чувствительность понемногу возвращалась. Она протянула руку к замку и замерла, услышав голос матери, который грохотал внутри, сотрясая хлипкие стены коридора и угрожая снести то, что осталось от двери:
– Тридцать пять процентов?! Да ты никак из ума выжил или меня за дуру держишь, если решил, что я отдам старой воровке больше десятой доли!
«Fantastique![8]– сказала себе Шатин. – Мамашка опять в своем репертуаре».
Судя по всему, отец только что вернулся с последнего дела и родители вновь поссорились в ходе дележки. Они вечно что-то делили.
Шатин вытащила из-за голенища вторую половину лепешки. Ровно обкусала край, чтобы он выглядел отрезанным, а не оторванным. Когда крошки хлеба попали на язык, бедняжке пришлось напрячь всю волю, чтобы не запихнуть добычу в рот целиком: еще чуть-чуть – и от лепешки остались бы одни воспоминания.
Только возвращая кусок лепешки в сапог, она заметила, что черная ткань штанов лопнула над коленом. Должно быть, порвала, когда ползла по мосткам, спасаясь от дроидов.
Шатин вздохнула. На штанах и без того уже зияло столько дыр, схваченных проволокой, обрывками цепочек и прочим подобранным по Трюмам хламом, что латать было почти нечего.
Распрямившись, девушка прислушалась к голосам за дверью. Мать, кажется, закончила свою обвинительную речь. Шатин провела левой ладонью перед замком.
«Доступ предоставлен», – прошипела защелка,
О, спасибо! Спасибо, дорогая! (
Фантастика! (