Черная линия. Жан-Кристоф Гранже
он, протягивая руку.
Реверди пожал ее:
– Жак.
– Не надо представляться. Ты здесь уже звезда.
– Еще французы есть?
– С тобой нас двое. Есть еще два англичанина, один немец, несколько итальянцев. Больше европейцев нет. Мы тут все за наркотики. Большинство пожизненно. Меня приговорили к вышке. За тридцать граммов героина. Но потом мне изменили меру на двадцать лет. Если буду умницей, выйду лет через десять – пятнадцать. Никто не жалуется. Все лучше, чем в петле.
Эрик замолчал, явно жалея, что заговорил с Жаком о виселице. Он уселся на землю поудобнее и начал ковырять ногти на ногах.
– Повезло, что мы французы. Из посольства каждый месяц присылают врача, чтобы проверить, как наше здровье. Нас не лупят. Надзиратели отыгрываются на индонезийцах или на тех, у кого нет посольства в Малайзии. – Он захихикал, не отрывая глаз от своих пальцев. – Им достается о-го-го!
Жак наблюдал за сгрудившейся под галереей группой охранников в темно-зеленой форме, с дубинками в руках. Выглядели они куда подозрительнее, чем сами заключенные.
– Расскажи про надзирателей.
– До прошлого года все шло нормально. Даже было скорее тихо. Канара считается образцовой современной тюрьмой. Но в прошлом декабре сменился шеф службы безопасности. Пришел тип по имени Раман со своими ребятами. Ад!
Жак прислонился головой к стене.
– Я имел дело со всеми кругами ада.
– Раман – чокнутый. Продажный до трусов, но это нормально. Главное, что он – правоверный мусульманин, почти ваххабит, и в то же время – педик. В его безумной башке все это как-то совмещается. Иногда на него находит настоящее бешенство. И нам достается. Но, в общем-то, такие взбучки – не самое страшное. Самое страшное – это когда он становится ласковым, если ты понимаешь, о чем я. Пока что я не попадался, и лучше не думать о том, что происходит в душевых.
Реверди улыбнулся, подумав: «При твоем-то уродстве…» Он не спускал глаз с людей в форме, а те, в свою очередь, наблюдали за ним. Казалось, их бьет лихорадка, – в этой нервозности было что-то ненормальное.
– Они что, все подсевшие?
– Только ребята Рамана. Кокс, ЛСД, амфетамины. Если они после яа-баа, лучше им не попадаться.
Уже лет пятнадцать в Юго-Восточной Азии царили амфетамины. Самым страшным среди них оставалась яа-баа. Маленькая таблетка в форме сердечка, пахнущая клубникой или шоколадом, разрушала нервную систему и вызывала приступы немотивированного насилия. На первых страницах таиландских газет регулярно появлялись сообщения об убийствах, совершенных под влиянием яа-баа.
– Но мы все-таки не в средневековье, – продолжал Эрик, стараясь быть убедительным. – Директор тюряги с них глаз не спускает. Были жалобы. При первом же сигнале сукина сына вызовут на дисциплинарный совет вместе с его «охреневшим воякой». А пока что приходится считать дни.
Теперь Жак изучал заключенных, разбившихся со своими мисками на кучки по этнической принадлежности.