Кровавая плаха. Валентин Лавров
шер, прежде потопления выкупи дом. Твои дочери остались без приданого. Сыну-студенту надо тоже помогать.
– У меня осталось восемнадцать копеек…
– Отправляйся в Москву к своей тетке Остен-Сакен. Она в тебе души не чает. Возьми в долг.
– Уволь, это свыше моих сил! Мне честь дороже.
– Невелика честь, коли нечего есть! Ох, нашла я себе сокровище…
Начиналась очередная семейная баталия, в которой, как известно, победителей никогда не бывает – только потерпевшие.
Наконец, ввиду безвыходности положения, фон Зон отправился в Москву.
Семидесятилетняя вдова-генеральша графиня Остен-Сакен любила племянника за легкий нрав, за уважительность, за умение часами слушать ее бесконечные воспоминания о днях «золотых, безвозвратных». Вот и теперь, когда фон Зон без предупреждения явился к тетушке в дом на Козиху, что в приходе Святого Ермолая, она обрадовалась. Увидав племянника, графиня обняла его, звонко чмокнула, стала с интересом расспрашивать:
– Что это ты, душа моя, учудил? Любовь – дело занятное, по себе знаю. Но когда лезешь под юбку, подумай, как бы не оконфузиться потом! Неловко у тебя получилось… А ты, душа моя, оскорбил самого генерала Рейнера, близкого к высшим кругам! Ну да ладно! Ты остановился где, нет? Тогда располагайся у меня, развей мое старушечье одиночество.
Графиня позвонила и приказала тут же вошедшей горничной:
– Феня, принеси чай! И скажи, чтобы ужин не задержали. Пусть накроют в доме.
И обратилась к племяннику:
– Во дворе что-то свежо стало!
Громадный дом был наполнен множеством вещей – мебелью, зеркалами, картинами. Но во всем царило некое запустение.
– После смерти моего генерала я не устраиваю приемов, – объяснила графиня. – Так, редко-редко заглянет кто из старинных друзей, я и рада. А родственнички, поди, ждут моей смерти? – Графиня весело рассмеялась. – Знаю я их, хотят чужое добро делить! Но я их разочарую: буду жить ровно девяносто девять лет. Всех переживу! – И она опять громко расхохоталась.
Миловидная горничная внесла чай. Фон Зон игриво подмигнул ей. Девушка стыдливо покраснела. Тетушка с неудовольствием сказала:
– Какой ты беспокойный, душа моя!
Чай пили в беседке. Было сухо, тепло, солнечно. Мохнатые шмели жужжали над вазочками с вареньем. В ликерную рюмку тетушки упала мушка. Среди покрытых осенним золотом деревьев выделялся сказочным великолепием барский дом. Сладко пахло хвоей. Весело гомонили не улетевшие еще на юг птицы.
Закончив с чаем, тетушка раскурила пахитоску.
– Мой лекарь все пристает: «Надо, дескать, оставить сию вредную привычку!» А я ему в ответ: «Этой вредной привычке меня выучил император Николай Павлович, с ней я и умру!» Мало у меня осталось удовольствий, зачем же я буду их сокращать?
– А правда, тетушка, что Николай Павлович весьма интересовался вами?
Графиня выпустила дым и с явным удовольствием предалась воспоминаниям:
– Чудный